Курильщики опия видят блаженные сны,
а кровь удивляет похожестью с клюквенным соком*,
ползут миражи по шагреневой коже страны,
свиваясь в спираль повторений означенных сроков.

Сменилось столетье. Меняется ритм парадигм,
а спину знобит от предчувствий чего-то такого…
уж очень заманчив русалочий свет впереди
и очень уж явственен оттиск тяжёлой подковы,

наверное, блазнится? Просто вильнула тропа,
но выведет вновь на прямую проезжего тракта,
ну, разве опасно, что бреет народ черепа?
ну, разве опасны по-детски протестные акты?

И так ли уж страшно, что сладким речам вопреки,
последний пожар не потушен из хлипконькой лейки,
и что потихоньку скупают ножи мужики,
а тёлка Ван-Гога пожрала корову Ван-Дейка?

Хотелось бы мыслить в предельно мажорном ключе,
но, глядя в окно, понимаешь субтильность мгновенья,
где каждый старается выстроить Ноев ковчег
в двенадцатисоточных, нажитых с потом, владеньях.

Услышим ли скрежет до боли знакомых колёс,
что двинутся вновь, по-привычному кости ломая? -
гражданки шептались, мол, ветер заморский принёс
какую-то сказку с каким-то пророчеством майя.

Не мы выбираем в дилемме идти - не идти.
Идём как идём без надежды до цели добраться,.
похоже, мы станем звеном в череде византий,
прослойкой песка в наслоениях цивилизаций.

*фразы из \"Конь Бледный\" Бориса Савинкова.