Сумерки, сад, оторопь душит, рвем наугад яблоки, груши… Сторож не зря влепит леща, и всё фонаря глазом вращает, нетороплив после сивухи; Белый налив – в лоб ему! «Шухер!» Через забор, – ну же, пошел же! – доблестный вор медлить не должен. Вынесли – эх, самую малость, делим на всех то, что досталось; завтра опять выйдем под вечер сад обдирать, ветви калечить.
Дождик стекло сек, словно розгой, Мишка оглох – опухоль мозга. И через ров прыгнув неловко, черную кровь выблевал Вовка. Мартовский лед… Стас, куролеся, думал – пройдет; всплыл через месяц... Время рекой слижет все беды, вечный покой вам, непоседы.
Если когда буду в краю том, – через года жахнет уютом, духом блинов, жареной рыбы… В этом кино сняться могли бы те, кто – уже… Те, кого с нами… Бреши в душе полнятся снами. Яблок да груш нынче не надо, в самую глушь старого сада ринусь впотьмах, памятью движим; вымучив страх, тени увижу. Явь или бред – призраки эти? – Скажут «Привет!» мертвые дети.
2007
|