Я тогда умерла, я всегда умираю по-честному,
не рисуюсь, не прячу надежду в прикрытых глазах,
не подсматриваю. Ведь и впрямь ничего интересного –
как он там без меня отпускает свои тормоза.
С наслажденьем использую всё превосходство неведенья,
оба метра его обаяния глубже загнав
в подсознание. Лысый пейзаж из бетона, созвездия
в перевёрнутой бочке вселенной – до скользкого дна.

Ты меня не хвали, я не сильная, это инерция
воспитанья и страха – меня наградили волхвы
щедрым даром притворства. Послушай – секунды и терции
рассекают эфир с космодрома моей головы.
Овладеть мелкой техникой шага и сердцебиения,
есть одну чечевицу и яйца – учиться молчать
даже в мыслях. Чтоб мир не взорвался – принять с упоением
ежедневной кровавой развязки заката печать.

Наковальнями да колокольнями близится раннее,
беспризорное утро. И вижу, очнувшись от сна –
что-то выше распятия, выше святого сияния,
выше сетки паучьей в небеленом своде окна…