Это поэтическое переложение старинной японской сказки. Вот ее содержание. В одном селении росла древняя криптомерия, дух которой влюбился в девушку. Какое-то время он являлся ей, и напуганная девушка рассказала о странных визитах членам семьи. Посоветовавшись, крестьяне решили срубить криптомерию и сделать из нее мост. Когда он уже был готов, та самая девушка решила перейти на другую сторону, но, ступив на мост, внезапно умерла. В моей поэме любовь духа дерева и девушки – взаимная, да и вообще все переосмысливается.
Любимая! Цветет на склонах слива, луна вошла в семнадцатую ночь; бамбук желает флейтой быть, и полость в нем полнится дыханием прилива, росою с губ… Терзающей страной все взяты без разбора: жук и полоз, слуга и властелин, барсук, цикада. Брачующихся духов слышен лет. Набряк язык мой одеревенелый, как семечками зрелый плод граната, признаньями лежащей под землей тебе. О, как круговорот неспешен!.. Успеешь ты родиться много раз и вновь уйти. И я трухою стану, уйду, явлюсь, покуда не согреет, как две ладони собственные, нас соединеньем Бог... Искусством лучших танка тогда восторг не выразишь. Теперь же лишь память неотступная со мной. И я, распластанный над берегами угрюмыми, не конный и не пеший, опять переношусь в полдневный зной, где, спрятанный, как письмена в пергамент, в ствол древней криптомерии, впервые светающей твоею красотой был, как упавшей озарен зарницей. И в облака вцепился, как в перила! Так после надо мной, уже мостом, качнешься ты, стараясь ухватиться за что-нибудь и медленно осядешь в объятья деревянные мои...
...Тогда томился долго я в осаде, пока чернильной темнота струи, как осьминог, не выпустила. Мимо моей гнетущей косной оболочки последний путник с палкой прошагал. И в изначальном, бестелесном виде, вольней, чем стих от глянцевой полоски тандзаку*, от коры и от ствола я отделился и помчал, и скрытней не мог бы волос наземь опуститься, как на колени опустился я у ложа твоего… Той влажной вязи, скольженьем ног, скатившейся ресницей, соском миндальным, бровью, по краям омытой мириадами алмазов, начертанной на шелковых скрижалях ночей, не прочитает и мудрец. И протяженности блаженства вспомнить я не могу. Но вечно унижалось оно еще до белизны кудрей убогим третьим... И окликнул корни мои топор! Сельчанам мост был нужен. Какою гибель показалась мне противной! Я, как мог, сопротивлялся. Отрубленное отрастало тут же. Крысиный ум лишь через много дней взял верх, и мост кровавого окраса повис над бездной... Жаль, что ты узнала такую правду. Пусть же будет сон твой милосерден, потому что пара ветвей, развилкой ставших, даже врозь в пространстве расходящихся, однажды переплетется в вечности…
1992 год.
*тандзаку - полоска глянцевой бумаги, на которой записывается стихотворение
