В глубине запущенного сада, У поляны клевера с душицей, В зарослях еловых у ограды Домик покосившийся таится.
Из окошка, что плющом обвито, Мягкий жёлтый свет лежит на хвое. Тихая вечерняя сюита Тщится убаюкать всё живое.
Сумерек вечерних льёт прохлада И ложится на траву и ноги … Поспешу. Мне в доме будут рады Одиночество и Старые Тревоги.
Затоплю камин. Под треск поленьев Сковырну сургуч ножом с бутылки. Пробку выдерну с хлопком … Для настроенья, Кроме этой – нету предпосылки.
Тишина и Ночь – мои гетеры! С ними разделю свой скромный ужин. Жжённый сахар приторной мадеры Выпью с каждой из моих жемчужин!
Не слыхал от них я слов отказа Никогда! Их ласки – вдохновенье! И восторги грусти без экстаза Мягко переходят в сновиденья.
На рассвете, чуть посеребрённый Утренней слезой, лежит на травах Груз росы, подарком от влюблённой, Повзрослевшей, невзначай, в забавах!
Завершенья летнего разгула Ждать и ждать! Но видел я, по склону Осень невидимкой проскользнула, Краем платья лист упавший тронув.
Золотом, листвы рисунок бедный, Еле вскрыт в берёзовой аллее. Воздух тяжелеет незаметно И вода становится чернее.
Осень! Осень! Ты опять неслышно, Обволакиваешь нежно всё собою! И опять по-русски, забулдыжно, Пьян тобой с утра! Одной тобою!
Я уйду. И возвращусь беспечно. Я прописан в заповедном крае! Осень! Я люблю тебя навечно! Хоть, всё то, что любишь – убивает!
|