В глубине запущенного сада,
У поляны клевера с душицей,
В зарослях еловых у ограды
Домик покосившийся таится.

Из окошка, что плющом обвито,
Мягкий жёлтый свет лежит на хвое.
Тихая вечерняя сюита
Тщится убаюкать всё живое.

Сумерек вечерних льёт прохлада
И ложится на траву и ноги …
Поспешу. Мне в доме будут рады
Одиночество и Старые Тревоги.

Затоплю камин. Под треск поленьев
Сковырну сургуч ножом с бутылки.
Пробку выдерну с хлопком … Для настроенья,
Кроме этой – нету предпосылки.

Тишина и Ночь – мои гетеры!
С ними разделю свой скромный ужин.
Жжённый сахар приторной мадеры
Выпью с каждой из моих жемчужин!

Не слыхал от них я слов отказа
Никогда! Их ласки – вдохновенье!
И восторги грусти без экстаза
Мягко переходят в сновиденья.

На рассвете, чуть посеребрённый
Утренней слезой, лежит на травах
Груз росы, подарком от влюблённой,
Повзрослевшей, невзначай, в забавах!

Завершенья летнего разгула
Ждать и ждать! Но видел я, по склону
Осень невидимкой проскользнула,
Краем платья лист упавший тронув.

Золотом, листвы рисунок бедный,
Еле вскрыт в берёзовой аллее.
Воздух тяжелеет незаметно
И вода становится чернее.

Осень! Осень! Ты опять неслышно,
Обволакиваешь нежно всё собою!
И опять по-русски, забулдыжно,
Пьян тобой с утра! Одной тобою!

Я уйду. И возвращусь беспечно.
Я прописан в заповедном крае!
Осень! Я люблю тебя навечно!
Хоть, всё то, что любишь – убивает!