Вначале шел снег, искрясь разливом алмазной крошки и ослепляя молоком,
затем распустилась душа ручьев, проклюнулся юный малахит, воскресли псалмы леса,
после солнце налилось соломенным жаром, пробился нервом лазурным гром,
вскрылись озера хрустальной влаги, вечер, качаясь на ветреной леске,
обдавал сердечным теплом, и, наконец, расшатанный тон природного бала
вскружился золотом сна, обрядился дождливым лиственным свечением, заревой грустью,
а потом опять были барочные этюды снежных призраков, невесомость ренессанса вальсом водных магистралей…
Мы прошли круговорот состояний, не расплескав первоначальной прелести музыки,
запечатленной в глазах безумцев, забывших о праведности каменных церемоний, потерявших значение мира памяти (если в ней не ютились совокупные символы), нашедших оправдание боли в надежде на наслаждение новым
священным грехом сердца под древним покровом Иерусалима.
И вот, уже май крадется шашлычным дымком, ароматом цветущих парков, янтарным вином рассветов,
мы стали больше, мы стали ближе, но ближе, как раньше, как год, век
тысячелетие, вечность назад. Шелк трав в волосах, нас скоро венчает лето,
но помнишь, вначале шел снег…