У бабушки в гостях давно я не был.
Свет из окна дорогу мне укажет.
Седая, как Былое или Небыль,
она сидит одна в избе и вяжет.
А перед нею Библия раскрыта.
И меж страниц - очки на медной дужке,
как упряж лошадиная в конюшне.
Псалмы пропеты и уже забыты,
лишь пение сверчка звучит в избушке -
все тише, осторожней, простодушней...

Да кошечка мурлычет в нетерпенье:
клубок кружится, кажется мышонком,
забравшимся к к старушке на колени, -
а в лапы не дается. Слоем тонким
золы покрыт очаг. Свеча желтеет
топленым маслом и трещит, как хворост.
а то звездой вечернею мигает
и смотрит на меня и мысль лелеет
стать подлинной звездой. И желтый колос
ее огня пышнее расцветает.

А ходики на стенке еле-еле
идут - уж съела ржавчина колеса;
но в их суровом, неприклонном деле
об остановке нету и вопроса.
Они живут в избе волшебной птицей.
Живут круглогодичною кукушкой -
искусственной, зато неуязвимой.
Кукуют и не смеют ошибиться.
и дружат с одинокою старушкой.
за годом год суля, за летом зиму.

Пора идти, а все не ухожу я.
теплом от печки пышет. А когда я
уйду - уж звезды в небе врассыпную
и полная луна взошла, сверкая.
Она блестит, как бабушкин кофейник.
В лесу ночном. залитом лунным светом,
бреду неторопливыми шагами.
В лучах луны приветлив черный ельник -
он бабушкиным кажется буфетом.
Домой вернусь едва ль не с петухами.