Первая Книга Царств, Глава 21
Пришел Давид в Номву к Ахимелеху, Без карабина, даже без ножа, На нём ни лат нет, ни иных доспехов, Одежда износилась и в прорехах, Как будто Бровкин с армии сбежал
Или иной Максим Перепелица, Чей облик сохранил Госфильмофонд, Увековечил кадрами страницы, Когда КПСС могла вступиться За армию и наш могучий флот.
Жить научилась без партаппарата Не самая библейская страна, От танков перешла на самокаты... Но верим мы, что всё придёт обратно, Библейские вернутся времена.
Ахимелех тогда к Давиду вышел, В смущении спросил: «А где праща? Куда любезный навострили лыжи?» Был он жрецом, про то что видел, слышал, Обязан был по службе сообщать -
Кто новый появился в общих банях... Всё знать про всех, но не рубить с плеча Имел священник свыше предписанье И потому, как банный лист, с дознаньем Вопросами Давиду докучал.
«Что о прибытье не прислал депешу? С чего один?» В ответ на то Давид Ему очки втирал, на уши вешал: «Мне поручил Саул такие вещи, Что лучше и не спрашивай, левит.
Пускай никто не знает, царь сказал мне, За чем тебя послал, что поручил... Солдат своих оставил я в казарме, Нельзя мне появляться на базаре, А у тебя припрятаны харчи.
Штук пять хлебов по случаю пришли мне, А не найдёшь - что будет под рукой Отдай, не жмись. Мы так с царём решили - По случаю войны, чтоб мы так жили, Излишки с православных взять мукой».
Давиду отвечал тогда священник: «Простого хлеба под рукой - обвал, А есть священный свежеиспеченный, Хлеб тот достоин есть лишь очень честный, Кто с вечера к жене не приставал».
За всех других Давид ответил строго: «Без женщин мы чисты, здесь всё ништяк. Из членов напрягал я только ноги, Постель моя - канава при дороге, Питание – засохший коровяк».
Священник дал тогда Давиду хлебца. При этом жрец не сообщил наверх, С какою целью зять Саула здесь был, Какая в том была ему потребность. А для властей сокрытье - смертный грех.
Скорей Земля вращаться перестанет, Чем мир нас встретит без обиняков. Заложат с потрохами поселяне. Вот и теперь там был Идумеянин Начальник у Саула пастухов,
По имени Идумеянин – Доик, Весёлый человек, наверняка. Начальник пастухов – уже прикольно, А то, какой был Доик параноик, Узнаем мы чуть позже, а пока
Сказал Давид Ахимелеху: «Нет ли, Жрец, у тебя меча или копья? А то я здесь, хоть при царёвом деле, Но без меча как девка на панели, Коровка божья, мальчик для битья».
Меч, побеждённого им Голиафа, Давид сюда сдал раньше как в музей, Решив тогда, да сдался мне он на фиг. А вот теперь Ахимелех из шкафа Извлёк тот меч из тряпок и газет.
Тот экспонат, завёрнутый в одежду, Вручил Давиду, тот аж задрожал, Прижал к груди предмет геройский нежно. Уверенный в себе вдоль побережья Давид к царю Анхусу убежал.
Царь Гефский в благодушье был умильном - Саул ослаблен, дело на мази. Но слуги в один голос говорили: Не это ли Давид, царь Израиля, Что наших десять тысяч поразил?
Давид в испуге, видит плохо дело, Представил, что он Сербского клиент - Внушеньем ток он пропустил по телу, Припадки стал изображать умело. Лицо дебилу – лучший документ.
Давид царю Анхусу рожи строил, А дверь так просто чуть с петель не снёс, Пускал слюну, держали его трое. Хвалился он, что обесчестил Трою, Где поимел Елену в полный рост.
Провёл Давид вкруг пальца контрразведку. Сказал Анхус на слуг, что те нули: «Да сами вы, видать, умом не крепки. Знать сумасшедшие у нас столь редки, Что вы ко мне придурка привели,
Чтобы юродствовал он предо мною, [newpage] А то своих мне мало дураков. Я дверь в свой дом такому не открою... Так с выдумкой безумною про Трою Остался жив Давид и был таков.
|