Городское.
1.
К антеннам идут провода над спальным районом, который сравним лишь со словом: «среда». И встреча с прохожим нескоро.
Панели и серый кирпич, да скрип от шагов. Отголосок то кашля, то лая. Опричь почти ничего. Перекресток.
Тропинок родной звукоряд. Под снегом прослойка суглинка. И стынет блуждающий взгляд. На стертой подошве ботинка.
2.
У киоска «Роспечати» как всегда остановиться. Здесь событья для изъятия, согласованные лица.
Он участвует в процессе обостренья – примиренья. Он арбитр при эксцессе – инструмент для осуждения.
Чтоб не скучно жить на свете, - говорит: «Имею право!» «Я – курок на пистолете, полицейский для управы».
3.
Возле стойки пиво пьющий - мелко щиплет тело воблы. Быстро к истине идущий, - речь продумывает долго.
Это царь аудиторий, собирая местный кворум, степень верности историй измеряет как прибором.
Проявляя в слове рвенье, сим доходит до экстаза. В каждом видя отражение каждой высказанной фразы.
4.
От звонка и до звонка. От окна до телефона, освещаемый слегка светом пыльного плафона,
ходит – бродит человек. Он в квартире словно в клетке. Ждет, что скажут: «Вот ваш чек», а заходит лишь соседка.
Вилла, яхта, теннис, фитнес – долго строимый проект. Все твердит он: «Будет бизнес – и оценят интеллект!»
5.
Лабиринтами кварталов по второму ходит кругу. Видел слесарь Коновалов убежавшую подругу.
Покупает банку джина на этапе эстафеты. Милицейская дружина подошлет за ним карету.
Он в карете той промчится как в поместье иль дачу. Только жаль - пришлось проститься с недособранною сдачей.
6.
Забывает слово: «хаос», погуляв до остановки, ощущая вздутый парус не застегнутой ветровки.
И в кармане свежий выпуск в трубку свернутой газеты. И во рту чуть терпкий привкус не зажженной сигареты.
Это значит – есть надежда – не закончится движение. Ритуал идет как прежде. Верно – будет продолжение.
7.
Часто хочет мэтр Лужин после бани и спортзала говорить: «люблю» на ужин перед кубковым финалом.
«Лишь бы стать объектом нужным – чей - то значимой программой.» Образ той, которой сужен выделяет голограммой.
«За меня – на подвиг ратный! Пусть готовит мясо с кровью. Все что может быть приятно – называется любовью».
8.
Если слышит похоронный марш и шум шагов печальный, - обращает с легким стоном на себя мотив прощальный.
«Только б раз не быть изгоем», - каждый раз приводит довод. «Хоть на время стать героем для слезы дающим повод.
Может в унисон с трубою кто-то скажет: «Вот утрата! Мир, что создан был тобою, разлетится на цитаты».
9.
Дневниковая страница слышится с магнитной ленты: «В детстве думал – есть Жар – птица. Мне бы лишь аплодисменты.
Мне бы лишь одно мгновенье ото всех дала б на сдачу. Проявил тогда бы рвенье, и поймал за хвост удачу».
Проявлял же нетерпенье. Лихорадит, непогодит. Нет все щучьего веленья – ничего не происходит.
10.
Шум неровный переулка Объясняется по-птичьи. Это лето, запах лука. Это зелени величье.
Это - пух, летящий в ноздри. Это – жар, идущий с пола. Забываешь про все козыри в ожидании глагола!
Он и жгущий, и вменяемый. Он подсказан серафимом, - словно в книге узнаваемый текст, не набранный курсивом.
|