Всё умерло. И только память прокручивает ленту дней. О, как она умеет ранить, высвечивая, что больней.
Оно всегда, всегда со мною - в груди залитое свинцом, твоё прощальное, родное, твоё смертельное лицо.
И, равнодушны, как природа, чужие лица плыли прочь, когда ты так бесповоротно, непоправимо канул в ночь.
О, если бы какой-то выход, - шальная мысль явилась мне - пусть это бред, безумье, прихоть, - счастливый лаз в глухой стене,
забитый наскоро, небрежно заложенный кривой пролом, куда влетает ангел нежный и аист шелестит крылом...
О, если б время заблудилось, споткнулось, сбилось бы с пути, как Божья шалость или милость, и где-то там, в конце пути,
в какой-то путанице рейсов - вагон забытый, сам не свой, который бы умчал по рельсам туда, где ты ещё живой...
И окликают нас могилы, и обступают всё тесней. Я снова слышу голос милый и вижу словно в полусне:
бессмертным символом разлуки, весь мир навеки породня, - крестов раскинутые руки, которым некого обнять.
|