И пока ничего,
Ничего не случилось,
Я вчера ещё помнил,
Что жизнь мне приснилась,
Этой осенью стала она ...
Ю. Шевчук,

Стояла середина сентября.
Бабье лето с натугой роженицы испускало остат¬ки тепла. Лишь порой сквозь бреши в дворовых ар¬ках проносился пронизывающий бриз с реки. Быстро смеркалось. Мерно заканчивали свой круиз белые в красных зарницах кораблики туч, предвещающие хо¬лодное утро и голубой утренний туман. Природа ра¬довала горожан погожими последними деньками, обнажая себя всю, и в то же время скрывая от них что-то неимоверно неуловимое. К всеобщему удив¬лению, второй раз за сезон зацвела груша-дичка. Благоухало доцветающей полынью. От солнца не было и следа. Вполне возможно, ему надоело ежедневно светить всему живому, взамен не получая ни¬чего. Еще бы! Любой, даже самый добросовестный работник когда-нибудь устает, берет отпуск и уезжает на курорт. Именно так, наверное, поступило Солнце, просто решило отдохнуть, взяло отпуск у неба, наверняка устало. Смеркалось. В небе с улыбкой доброго азиата спелым яблоком зеленела огромная Луна. Звёзды мириадами загадочных и холодных бриллиантов ежеминутно срывались кометами и стремительно падали, разбиваясь о купол атмосферы. Эх, сколь¬ко же желаний можно было бы загадать по осени! Оставшиеся же были настолько близки, что было до¬статочно потянуться вверх, чтобы ухватить за хвост. Млечный путь, как крынка разлитых отборных дере¬венских сливок, опоясывал своды Вселенной - за¬черпни и пей! Воинствующим рубином мерцал Марс. Огромным орланом, расправившим для взлёта кры¬лья, блистал Сириус. Мама-медведица, как всегда безуспешно, пыталась догнать медвежонка - Умку.
Смог от подожженной ребятнёй пожухшей травы неприятно щекотал нос. Доносилась шамкающая ру¬гань дворников и визг озорников, а потом всё стиха¬ло, и слышались лишь мерное шарканье мётел и гра¬бель. На улицах один за другим, медленно нагрева¬ясь, включались фонари. Качающиеся на ветру ржа¬вые жестяные чашки отражателей жёлтыми треу¬гольниками освещали выбоины и трещины уставше¬го за день асфальта. На жердях старой голубятни, чистя перья, ворковали «птицы мира». Цветная ка¬кофония вычурных и одновременно манящих нео¬новых реклам резко била по глазам. Ярко и озорно подмигивали огоньки светофоров. С рёвом сверхзву¬ковых лайнеров проносились разномастные маршрутки, спешащие собрать пассажиров с последней электрички. В этой обыденной ситуации, наблюдае¬мой ежедневно, ужасно грустной, чего-то не хвата¬ло. Город, уставший от вечерней духоты, всем своим видом вопрошал к небесам, да нет же, требовал про¬ливного дождя! Сметающего всё живое под козырёк, его не пришлось ждать долго.
По небу пробежались серые облака, будто играя в игру. Шутливо перегоняя друг друга, они сбивались в одну большую черную тучу, которая грозно и важно смотрела на Землю. Ее взгляд был наполнен трево¬гой и печалью. Ровно в полночь, когда уже почти все легли спать, а на улицах остались скулящие дворняги да жёлтые «кэбы», явился во всей своей красе... за¬качал мачтами тополей и сосен, натянул дуновеньем провода городских электросетей и вдарил гулкой ба¬рабанной дробью по нагретой земле... молния, через секунду раскат грома...ещё один ярко- синий трезу¬бец... Лупанул, прокатившись ночным набатом по крышам и окнам, скатываясь по стенам и карнизам и звонкой трелью, точно так же как и начался, ути¬хая, ушел под гору - в реку, капелька к капле, струечка к струйке.
... Под этим дождём по центральной городской ал¬лее, ставшей зеркальной от воды, запрокинув голову в небо, шёл человек и, тщетно пытаясь раскурить си¬гарету, кричал: «Ещё, дружище, мне же мало!» Он шёл по улице босиком, и ему нравилось ощущать прох¬ладу дождя, затяжной шум грома и запах мокрого асфальта.
Сливаясь с окружающим миром, он был его не¬отъемлемой частицей. Мокрая ярко - зеленая тра¬ва ласкала обнаженные ноги.Ни с чем несравни¬мый аромат дождя поднимал в его моей памяти при¬ятные моменты жизни.
Едва слышный шелест де¬ревьев напоминал колыбельную. Осенний ветерок, срывая с крон тополей и клёнов, кидал ему под ноги ярко-оранжевые, буро-зелёные последние тонень¬кие «письма осени». Но дождь смыл с них все стро¬ки. Приветствуя про себя каждого из них, человек ле¬гонько подцеплял листву ступнями и пытался под¬бросить вверх.
Неисправимый романтик, глупый человек!