“Как много лиц, но я не вижу глаз, Боятся? Нет – безмолвны и просты, И так же, как на днях, доверчивы, чисты, Но, состраданья нет… Измученный народ! Здесь обособленно не проявляют чувства, Их мощь – в единстве. Так из рода в род Передают нехитрое искусство Молчать и лицезреть.… Передохнуть хочу, Стена, как нить длинна и безразлична В руках прядильщицы… но, сбился шаг, Рукою обопрусь о камень… слышу голос… По-арамейски, отвечать нет сил… Но, что он говорит!? Уйти?” - Позволь, хозяин, дух перевести, “Настойчив он, и зол. Что медлю я?” - Послушай, господин, в твой дом не скверну я, несу, но благодать, поверь мне… “Ты поверишь мне, когда вернусь назад? И вновь меня торопишь, маловерный!” - Мне можно медлить. Ты поймешь меня, Как трудно мне идти туда… От дома гонишь прочь, несчастный, И даже нищего, без крова и питья, Ты гнал, когда-нибудь, от стен своих? Да…чаша ждет меня…но, я к ней не спешу, А ты, как трудно будешь медлить ты, Стремясь к своей печальной чаше… Её подам тебе когда вернусь, Ты будешь ждать и каяться в молитвах, И будешь помнить признаки всех лиц Что здесь, так долго, что они Уже сотрутся в памяти потомков…
|