Я спал и снился мне пожар, пылающий над лесом, И с самолёта в этот ад я прыгал вниз башкой, И с наслажденьем отдыхал от собственного веса Пока болтался на тросах бесчувственной кишкой. Но, приземляясь, шёл вперёд к желаемой победе, И прорывался сквозь огонь с воинственным «Банзай!», Спасая всех — от муравья, до бурого медведя, И кучу зайцев приволок, как дедушка Мазай. Потом мне снился страшный сон про чёрные ботинки С ногами, шедшими из них в безоблачную высь, И с их хозяином сойдясь в кровавом поединке, Я приготовился к прыжку как раненая рысь. Был страшный шум, как будто вниз стекала Ниагара И вот, устав топтать ногой коричневую грязь, Он наклонился над землёй для точного удара... И через миг уже лежал, почти не шевелясь. А я, довольный простотой эффектного финала, Стоял на куче тёплых гильз, скатившихся к ногам, И попивал лучистый грог из потного бакала В большой компании нагих и симпатичных дам. В другом, но тоже страшном сне, я очутился в лодке, И не в какой-нибудь ладье, а просто в надувной, Кругом мелькали плавники, тела, хвосты и глотки, И понял я — опять беда нависла надо мной. Но, обречённый побеждать, уже без ложной лести, Я новой схватке даже был признаться очень рад, И, видно сил не рассчитав, перестрелял штук двести Многозарядным гарпуном разя их наугад. И так всю ночь я бил врагов, идущих ровным строем, Сметая их по одному и сразу всей толпой, И, сделав дело, уходил, как свойственно героям, С тупым лицом и высоко поднятой головой. Но, как всегда в острейший миг душевного накала, Когда внутри гоняли кровь кипящие котлы, Я был разбужен по утру, ни много и не мало, Ритмичным шарканьем простой уборочной метлы. Я был готов визжать щенком, брехать собачьим лаем, И чем-то твёрдым запустить в пустой проём окна, Но мир, ютящийся вокруг, был слишком узнаваем, И постепенно отнимал меня у царства сна. Уже мерещились цвета и вкрадывались звуки, Уже отсчитывали такт настольные часы, И раздражали немотой бесчувственные руки, Холодный пол, вспотевший лоб и мокрые трусы. И так из грозного бойца, почти без передыху, Легко разящего врага отточенным мечом, Я превращался на глазах в обычного зассыху, К тому же сжатого в тиски ночным параличом. Мне каждый мог разбить губу ударами подушки, Поставить «сливу», не спеша расплющив сизый нос, И выдать пару щелбанов по чувственной макушке, Не получив в ответ обид, упрёков и угроз. Мне предстоял обычный день смятения и муки С ехидным карканьем под нос язвительных дружков, И, с явной целью побороть внезапный приступ скуки, Я был готов сожрать ведро снотворных кругляшков.
|