Тишина выходит из тени, тишина моих слов, бессвязных лучей заходящего солнца. Лунного крика овал – ночная аэрография – мертвенной желтизной выливается в автоматический ритм письма. Воск свечей – запах удушливых нот – плавится смертью огня в янтарно-кофейном брожении. Томас Стернз Элиот говорил – каждое стихотворение есть эпитафия – но для меня – свидетельство о рождении; сладость бега без ориентиров по музыкальным дорожкам иллюзорного каталога звезд; зона повышенного возбуждения внутренних красок; внутреннее проклятие шепотом сонных кленов, осин и берез, их песенным строем, ведущим мой пылевидный слух. Тишина скользит невесомостью слез ракиты, тишина моих слов, пепельный звук нордовых спящих аллей, фантомы табачного дыма. Сколько еще мне отпущено веры в витрины из смоляных хризантем, из вороной влаги, из золотом липкой осенней муки? Вспоминается Аполлинер – я выстроил дом свой в нагом океане, в нем окна-реки, что текут из глаз моих. Иконой застыв, черная степь обнажает раны строки.
|