Туманность взгляда брызгает сырой волной и тиной,
чешуйками холмистого прибрежного песка,
бутылочно-индиговой прохладой, соленым инеем
святилища заката с престола Посейдона.
И ты идешь, грузнея вкусом рома, глиной
смуглого лица, под зонтом кипарисового сна.
Оранжерея бархатного тлена страстей,
скрип чаек, шипящей пены сода

полощет твои ноги. А у нас, зима…
У нас жжет обнаженность на кремовых полях,
в тряпье дорог простывший зуд авто,
по улицам капель стеклянных взглядов
и вечер падает, как пушечный снаряд
в грудь кратковременного солнечного праха.
И я иду, сливаясь дымом снов
панельных склепов, пепельным обрядом

зыбучей вьюги. Но и до нас размахом
крыла серебряного донесла луна
свет южный, теплоты запруду,
когда ресницы зреют тяжестью свинца,
когда я четко вижу сам себя
на берегу, объятом млечной пудрой
остроконечных звезд, в безумстве мудреца,
по гальке черноморских пересылок
бегущим в зимний сумрак.