В теплице майских богов созрела дождей лучезарность. Выходи, впереди шаги-снегоступы в лимфу дорожную. Оглянись, море лиц со страниц изумрудной книги расписались душой неумытой в лужах хрустальных, покатились шарманкой, стеной бледнокожей на южную сторону неба, навстречу душистой стихии
стихов лесостепи. Впрочем, сон тоже уместен, когда не по средствам скупаем огонь земляничных фонтанов с витрин каприччио лета. Колется мозг от розги воздуха прелого, молится на березовый крестный ход рощ осветившихся, взвившихся пьяной оградой перед стеклянно-бетонной пыльною россыпью
офисной шахматной партии. Да что там… Умереть холодом, переродится розовокрылым цветком, обманчивой красотой любовницы-зорьки, долькой лимонной в чайной процессии вечера, еловый смех приложить к устам, лань золотую злобного полдня, ночь вороную, объездив хлыстом, в охапку и в душу, в слушанье, в службу музыке дольной.
Чему талант, плыть радугой – тому не миновать; плыть яблонями, виноградниками, ладаном, хмелем с кровью пашенки влажной, курчавой, отчаянно прорастающей в солнечный зев, надышавшейся смолой кочегара звездного. В пляс сласть, в бок нож от любви болотной, цедящей, новой, старой, дурной, атласной, какая разница, если, это и вправду любовь,
с ладаном, яблонями, хмелем с кровью, сорняками, с осенью, с проседью, швами цветочными, почками, почерком стихотворства, какая разница, если болит, и гонит, и стонет зеленой скрипкой гортань, рана открытая, ненасытная, вещая, лечащая и убивающая…
|