(баллада по восспоминаниям моего мужа)

Ночь едва шелестит занавескою тонкой.
Я смотрю на портрет, что висит на стене,
И опять ощущаю себя «ребятёнком»,
Папа, сильный, живой, вновь подходит ко мне.

Я легко к потолку подлетаю, как мячик,
По квартире несётся заливистый смех.
И сбегаются все – братья, сёстры, – и, значит,
Папа весело станет подбрасывать всех…

Мама нас наделяет улыбкой сердечной,
Мы садимся за стол дружной шумной семьёй.
Нам, беспечным, казалось, что так будет вечно…
Но идиллия вдруг оборвалась войной!

Будто чёрной пантеры мохнатая лапа
Счастье наше, как воду, смогла расплескать,
Разорила наш дом, разлучила нас с папой,
Всех заставив куда-то из дома бежать.

В спешке вещи сложив, мама нас прижимала
И, приклеив к рубашечкам папин портрет,
Слёз поток утерев, еле слышно шептала:
«Дети, помните папу! Его больше нет…»

Нас куда-то везли в тёмном тесном вагоне,
Все мы – пятеро! – влезли на полку одну.
Нам казалось: война нас теперь не догонит…
Ночью грохот и взрыв разорвал тишину!

Я, трёхлетний, от ужаса был без понятья,
От вагона отбросило страшной волной.
А, очнувшись, искал: где же сёстры и братья?
Отчего же ты, мама, не рядом со мной?

Подобрали меня, несмышлёныша, люди,
Накормив, сдали в дальний киргизский детдом,
Объяснили: теперь тётя мамой мне будет,
Всех родных будто выжгло из сердца огнём…

Я забыл своё имя. Из служащих кто-то
Возраст мой записал по наличью зубов.
Но нашли под рубашкою папино фото,
Там и мамина подпись – всё ясно без слов.

... Больше я не встречал братьев, папу и маму –
Ни в живых, ни в погибших имён не нашли.
Подрастая, родных всё искал я упрямо
В самых разных концах необъятной Земли.

Много вёсен и зим с той поры пролетело.
Раз в Европе сестры обнаружился след!
Сомневаясь, в квартиру вхожу я несмело –
На стене предо мной... –
тот же папин портрет...