МИШКА
Нас было семеро, когда Мы уходили в тыл врага. Вдвоём идем же вот назад, Оставив там своих ребят.
И не пройдут они во след, Их в этой жизни больше нет – В сырой земле под Молодечно Они лежат, уснув навечно.
А мы, по выпавшей росе, Идём к нейтральной полосе, Где до рассвета, как должно, Для нас проделают «окно».
Запрятав карту на груди, Шагает Мишка впереди. Чуток отстав среди повала, Иду и я, дыша устало.
К болоту вышли, а над ним Туман клубится, словно дым, И там, за этой пеленой, Рубеж немецкий, дальше – свой.
Светлел восток – то, видно, где-то Звездой взлетела ввысь ракета, Иль, бросив яркие лучи, Всплывало солнце из ночи.
И нужно нам через болото Пройти до солнечного восхода, Ведь лишь туман в сей ранний час Один в помощниках у нас.
На кочку с кочки осторожно Спешу я с Мишкой, как уж можно, Скорей донести до тверди-суши Свои продрогшие всквозь души.
И наконец-то из под ног Ушла вода, болотный мох И мы, измотанные в дым, Идём по травам луговым.
Но Мишка шаг сбивает ровный И мне же сразу знак условный – Погодь чуток, мол, не спеши, Здесь где-то рядом блиндажи,
Слыхать немецкую уж речь И надо на землю, мол, лечь, А если что – бей без промашки, Чай не игру ведём тут в «шашки». Затихли с ним, лежим, не дышим. И вдруг, чуть с боку, шорох слышим, Как птичка сонная вспорхнула. Дымком табачным потянуло.
Ну, это ж надо так случиться – В кусты забрёл «фриц» помочиться, А тут и мы, и финку в шею, Бросок вперёд, да и в траншею -
А там второй, упав в дремоту, Сидит, прижавшись к пулемёту, Глаза запрятавши под каску Во сне досматривает сказку.
Я финку в грудь, и тут – промашка - Под остриё попала фляжка - И «фриц», очнувшись от толчка, Взревел подобием бычка.
Тогда, не сдерживая мата, Нажал курок я автомата И он навек захлопнул глотку, Не дотянув до верха нотку.
И закрутилось-завертелось, Как будто встала, огляделась, В тумане белом растворяясь, Старуха-смерть, нам улыбаясь.
Рванули с Мишкой мы вперёд. Но с боку вдарил пулемёт, За ним второй, и третий вслед, Вспоров начавшийся рассвет.
И, словно сжавши нас кольцом, Рыгнули «шмайссеры» свинцом Да так в тумане том стоящем, Что воздух сразу стал горячим.
И с Мишкой я, устроив гонки, Направо влево – по лимонке – Скорее прочь из этой каши Туда, где нас уж ждали наши.
Но Мишка вдруг, о, Боже Правый! Споткнувшись, рухнул лицом в травы, А я к нему – и взвыл волчицей, Увидев рану под ключицей…
Мне не забыть, пока не сгину: Как я на бок, затем на спину, Как будто в детскую кроватку Его ложил на плащ-палатку
И как, уснувшему навеки, Я закрывал рукою веки, Умывшись слёзами над ним, Над сыном младшеньким моим…
Прижав к груди родное тело, Его я нёс в тумане белом… И с ним дошёл, в едино слитый, Но я – живой, а он – убитый…
|