Цветущий город, изнывая от жары, забился в тень, не чувствуя "подвоха", клубился дым над куполом горы и странный ветер дул с Востока.
В кипящих водах вздулись пузыри, зловеще мутную выплевывая жижу, снаружи, сверху, сбоку и внутри Помпеи обреченные я вижу.
И нарастал подземный, страшный вой рабы и господа лежали рядом, не разберёшь, кто мёртвый, кто живой пропитан воздух ужасом и смрадом.
Бессчетных жизней порвана струна, пощады нет ни молодым, ни старым, накрыла землю серная волна, слепым, последним, рушащим ударом.
В расплавленной казарме, в тишине, спит Фортуната, мойщика жена, и может быть в загробной стороне, она теперь до одури вольна.
Вот Юлия – неразродившаяся мать, что уходила с каменным лицом, и лишь рабыне нечего терять и сожалеть не надо ни о чем.
Вот девочка, бежавшая домой, упавшая у запертых дверей, и нищий, что с протянутой рукой, сидит, покорный участи своей.
За что Юпитер суетных людей, так покарал, неясно и поныне под слоем пепла, лавы и камней, в плену времен останки и святыни.
Верховный жрец, молящийся Богам, в своих сужденьях был неоднозначен, и недостроенным остался Храм, где мрамор бело-розовый прозрачен.
Античный мир подобных катастроф не знал, спешили римские отряды, на еле различимый, хриплый зов им Громовержец не чинил преграды.
И выглянуло Солнце сквозь туман, Лучами серую пустыню согревая, земная ось сложилась пополам и море пенилось от края и до края.
|