По лире Альбиона как по горке, я скатываюсь с ветром меж зубов зажатым крепко Буниным и Лоркой и желтой субмариною Битлов.
Мне хорошо - по бронхам бродит Бродский и режет формы правильным стихам, и, воздух разбирая на полоски, в трахеях обитает Мандельштам.
Вдыхаю полной грудью взвесь тумана Набокова и колкий дождь Дюма, но лирика по воле Перельмана над Темзой возвращается в туман.
Казалось бы, что гордого в той лире, что Альбион сумела поразить Уальдовским равнением на вылет сквозь Шоу продолжающую прыть.
Возьму себя - разрозненные горсти надуманностей грустных и затей - и спрячу в набалдашник старой трости, как в перст судьбы надежду фарисей.
И постучу по камням мимо кладбищ великих и обманутых имён, где если новым именем не станешь, то в гордости потопит Альбион.
|