Он в позе лотоса сидел, усталый Кифа,
И будто созерцал движенье при вратах.
Любимый кот легко дремал на вечной иве,
Кузнец в лугах привольно тучных стрекотал.

Вот задремал он, клюнув головой седою,
И – закачался враз на золотых волнах.
Весло гудит струной под дланью молодою,
На берегу ждёт с бранью юная жена.

Всю ночь они тягали за собою сети,
Но ...видно Бог хранил от них пугливых рыб.
Уж год тому читал в столичной он газете,
Что иссякают все природные дары.

А то ещё писал борзой о них писака,
Мол, «Царь Иуды гонит рыбу рыбакам»!
Вот потому, видать, её как кот наплакал!
Корявый якорь! Это, всё ж, уже слегка...

Что за тоска всю жизнь коптить лещей костлявых!
В зелоты, бают, лишь с своим мечом берут.
(Который год парит над ними одноглавый
Орёл. Но с каждым годом больше грязных смут.)

Отгрохал храм за наши бабки подлый Ирод,
Но... как-то не лежит моя душа к нему.
Куда податься? Мир стоит уж по ранжиру –
Шаг влево-вправо: за суму или в тюрьму!

Вот Иешуа о месте говорил вахтёра –
Мол, все давно умрут, ты ж свеж как огурец.
Сидишь себе, с просителями вяло споришь...
Я ж отказался. Друг сказал, что я – глупец.

А! Вот и он! Степенной птицей проплывает,
За ватерлинию уж бьёт в борта волна!
На что ему вино и фрукты, девы рая,
Когда и здесь в него Фортуна влюблена!

...Но следом прянул из туманного залива
Корабль иной под мрачным символом креста.
Глядели варварские воины гневливо
С него, для боя близкого как будто встав.

В молчании читал в глазах, как в книге, Кифа:
Пылали в них до дна промёрзшие леса,
Войска тянулись к югу, словно к трупу, грифы.
Он знал их всех! Откуда?! – Но тут сон иссяк. –

Забвенья пелена у врат кольцом ложится,
Забывший запах крови, всё мышкует кот.
...И павших также бесконечна вереница...
До встречи, мой читатель, завтра у ворот.