Плакать в платье песка и любить море, насколько хватит соли и бриза;
слизывать тени аллей подошвой осени зрелой;
тело кутать в стихи и стихии – это значит любить до конца, до весенней шизофрении.
Лилией выплывет солнца ладья, чтобы пелось светлее на слете воскресших.
Утешится тьма океаническим дном.
За окном расплетутся деревья и узелки на память.
Станет немного необходимей жить, дышать, бежать, курить, глотать, говорить, писать, и много еще чего, о чем стоит молчать, перед плачем в складки-сливки песка, насколько хватит соленого ветра.
Отметкой, зарубкой, занозой остался, прорвался, разбился – слезой бирюзы скатился по ветке волны – притаился ракушкой-затворницей с жемчужиной сердца на глубине.
В окне неба – тысячелетний прилив – золотая жила, душа созерцателя птиц.
Не помню лиц – помню, лишь всплеск улыбки на смуглом лице продавца африканских масок –
властью, данной ему солнцем, он объявляет меня триллионным первопроходцем любви.
|