По лестнице белой в пятнадцать ступенек
спускаюсь на улицу Нa-Vatikim
из дома сыновнего, горд и степенен,
и благодушен, как сытый павлин.

Запрятав животик свой под пелерину
и подобрав свой старушечий зад,
о хлебе насущном заботы отринув,
смотрелся бы здесь я как аристократ,
когда бы в лице моём не проявлялись
породы кухаркиной спесь и черты,
которые мне по наследству достались,
а их не запрятать в челкашьи порты!

Уже много лет из себя я корчую,
но нет результатов почти никаких.
И с ними уйду в никуда – это чую.
Хоть там, может, стану покладист и тих.

Но это я, вроде бы так, между прочим.
На деле – спускаюсь на улицу я.
Кругом благодать, и мир непорочен,
и день, на иврите скажу: «Мицуян!»

Напротив строительство. Это чудесно! –
всегда созидание лучше разрух.
Я остановился. Ведь мне интересно
смотреть на творенье умеющих рук.

Однако… Ряды кирпичей с перекосом.
В опалубку залит раствор кое-как.
И я уж взволнован. Но сдержан вопросом:
«Тебе ль не без разницы это, чудак?»

А за остановкой пацан на «Тайоте»
подружку увидел и встал поперёк
движенья, и вы уже здесь не пройдёте,
не то, чтоб проехать.
Ему невдомёк,
что это вот тоже мне портит здоровье.
Не знаю, что чувствует вся шоферня,
но и аритмия с давлением крови,
и злоба кухаркина душат меня.

И нету блаженства, и нет благодушья
от пакости портящих жизнь мелочей.
И я возвращаюсь в припадке удушья
из-за кухаркиной сути моей.