Устав от водки и икры, Берлина,
От тяжести улыбки, возраста угроз,
Забыв одеть пуанты, балерина
Танцует на осколках пьяных роз.

А он не Лель уже – с потухшим взором,
С трудом взирал на некрасивые цветы
И выбирал “укором” иль “позором”
Зарифмовать танцовщицы черты.

Ответить было трудно не стихами,
Но голову обняв, о кудри обожглась.
Ей легче было говорить ногами,
Нагою плавая в озёрах глаз.

Лилось вино, но мимо рта на скатерть.
В пустом кармане отзывалась эхом медь.
Стучалось робко в двери слово “паперть”,
Но в “Англетер” уже вселилась смерть.