Крошили шишки клесты на ветках, А хлебный мякиш – кресты на пальцах. Тряхнуло крепко, когда подъехал Твой скорый поезд к одной из станций. Заныли бухты: «Держите вора!» И с третьей полки тебе на скулу Свалился сидор – убиться впору – За ним пакеты и два баула. Удар отменный – отпали коры, Фингал налился на зависть лампам. Соседка сверху пристала с мокрым, Сосед напротив микстуры капнул. Непруха, братцы, одна не ходит: Семь лет по зонам. Обидно. Больно. Не крал, не дрался, ну, выпил, вроде, – В двенадцать завтра сходить в Раздольном. Там встретит Катя, а я побитый. – Такое, – спросит, – твоё «с начала»? Забился в угол несчастный мытарь. Земля на рельсах состав качала, Метель с трудом затирала риски Следов звериных в открытом поле. Три года знались по переписке. Колёса – хором: «Три дня на воле». Крошили шишки клесты на ветках. Рюкзак сжимая в дрожащих пальцах, Ты в тамбур вышел, когда подъехал Твой скорый к лучшей из прочих станций. В сугробы рухнула проводница. Стряхнув с подножки ошмётки снега, Ты исподлобья ощупал лица – У Кати щёки красны от бега, Сейчас заметит позорный штемпель – Фингал проклятый – пошлёт подальше. Вороны лают про быль и небыль, И в этом лае так много фальши. Но встали рядом сосед с соседкой И проводница, и полвагона. Сказали, мол, чемоданы метко Влетают в скулы – без лжи и гона, Что ты в дороге не пил, не дрался... И взгляд смягчился, стал тёплым, прежним. С плаката рядом вам улыбался, Нахохлив брови, геройский Брежнев.
|