C утра штормит на восемь баллов. И волны бьют в щербатый пирс, На доски старого причала Дождем спадая сверху вниз. Еще полощется на рейде Корейский ржавый рудовоз. Приносит ветер запах меди, И шорох брызг из-под колес. И в дебрях маленьких кофеин Ютится зыбкое тепло. И дождь ложится на ступени, И мелким крапом на стекло. И нет ни радости, ни горя. И миг растянут на века. И отрешенно плещет море В твоих задумчивых зрачках.
В аквамарин блуждающей волны Добавим охру позднего заката, И отсвет отрешенно –розоватый, Что будто росчерк лег на валуны. Стремительны, наивны и легки Поднимемся по узенькой тропинке. И будут остроносые ботинки Вбивать в зеленый колер каблуки. И попадем в соседский палисад, И розы полыхнут навстречу алым. Твои духи коричневым сандалом Смешаются с предчувствием утрат, И Диск луны, - огромный желтый глаз - Поднимется над черным перелеском. Ты засмеешься искренне, по-детски, Не замечая то, что этот час, Что эти травы, небо и песок Стремительно уносятся в былое, И это море черно -голубое, Как метроном отсчитывает срок. И в путь. Пора. Уже рассвет горчит, Грядущее просвечивает серым.
Мы позже загрунтуем эту сцену, Чтоб не искать для памяти причин.
Обычный день склоняется к закату. Сочится охрой бледный небосклон. Июнь, послушай, мы не виноваты В стремительном движении времен. Под треньканье расстроенной гитары, Которой вторит твой аккордеон, Качаются задумчивые пары И ветер подпевает в унисон. В осколках угасающего света С небес нисходит сумрак и покой. И очень скоро снова будет лето, Такое как тогда, перед войной.
Движение в плоскости не изменяет пространства - Круг отражает круг, взгляд отражает грусть. Впрочем, желанная иллюзия постоянства Намного важнее, чем совокупность банальных чувств. Проснуться утром. И, замерев на минуту, Осознать, что смерть порождает жизнь, а жизнь порождает смерть. Тем не менее движение в плоскости не изменяет сути Пространства, разделенного на небо, море и твердь. Главное - успеть привыкнуть, пока не помер К тому, что точка отсчета придумана не тобой, Что первый номер, априори, последний номер, А поступательное движение - скольжение по кривой, Что искусство не более, чем пошленькое фиглярство А жизнь и вовсе неудобоваримая ерунда. И плоскость ладони отражает внутреннее пространство, Ускользающее, вместе с движением, в никуда...
Песок под ногами Харона упруг. И круг завершен. Начинается круг Оттуда, откуда ты Стикс пересек, И волны ласкают зыбучий песок. В другой ипостаси, забыв о былом, Придется опять обустраивать дом, И снова учиться любить и прощать, Но серый песок всколыхнется опять Стирая навек предыдущую суть. Не вспомнить себя, и себя не вернуть. Но все же придется с лихвою платить За право прощать и за право любить, За право личины менять, имена... Сменяются годы, бурлят времена, И ветер столетий скользит по плечам По черной хламиде, по гарде меча. Но вновь оказавшись в потоке времен Ты вдруг понимаешь - угрюмый Харон Не больше чем образ иной пустоты, И то, что Харон - это ты, это ты...
|