Паломничество в Дрезден. Пронзает взгляд – как отдалённый ветер с вечерней плёнки моря – царица неба в человеческом обличьи, стоящая на пыли облаков, босая, в сонме ангельского хора, заполнившего неба полотно, в естественной близи и неприступно, благоговейно, нежно, и подобно поэзии, будто сама душа и родниковое дыханье живописца, будто сама его печаль в её лице, держащая младенца, как крестьянка, в плаще из голубиной, мягкой ткани, объявшая глубокое пространство, как вещий воздух, царица неба, свет предгрозовой, свеченье таинства и беспокойство розы… Паломничество в Дрезден. В тяжёлых, золочёных складках одежд святого Сикста, старика-волхва – тень преклоненья; безропотность в глазах святой Варвары – взгляд, отведённый в пустоту тумана; волненья призрак в изумрудах драпировок; и буря в отражении лица младенца на груди Марии, там, теченье светлой боли – непостижимость, радость и единство, как благородство льда, как солнце ночи. Паломничество в Дрезден. Она несёт навстречу людям сына, зари святую кровь, и одиночества благую весть, и где-то здесь, внутри, уже глаза от слёз свежи, так горько рвутся струны под нежностью, тревогой и бессильем, так сиротливо движется кортеж, на скорбь и жертвенность в прозрачно-лучезарном, клубящимся виденье чистой бездны, в холодных отголосках лиры мира – нет, это не для глаз, лишь для души, для раненого сердца; сомкнётся тишина; словам, одно – грешить, ведь что слова – эфирный прах и пыль от облаков в босых ногах Марии.
|