он заходит. садится. ни слова.
когда вселенная освещена не дальше автобусного салона,
вообще не хочется говорить, только верить
в того кто остался стоять за пределами двери.
и в то что вообще в этом смысле не важно кто от кого -
между двумя отдаляющимися людьми можно поставить "равно".
он расстегивает куртку, ослабляет на шее петлю от ее шарфа.
неумело кусая воздух, переучивается дышать.
приговор отменен на сегодня. ладонь палача
лишает объятий, просящийся вниз, рычаг.
хотя трудно представить гуманнее чем: эшафот,
быть задушенным заживо, пахнущим ею, шарфом.
неподвижно ничто. он вздрагивает лишь затем,
чтоб не выбиться из ньютоновских теорем,
когда колеса запинаются о параллельность рельс.
темнота. бесконечность. без конечного пункта рейс.
и только созвездья медведиц стрельцов и рыб
выжигают во тьме непогашенные фонари.