Светло как на сцене. Комфортно как дома. Сплошной серебристый металл и стекло, Как будто на пульт головной космодрома Какую-то мамку меня занесло.
Кофейник, до страсти сверкающий, царский. Как будто летящий, хайтэковский зал… А это, однако, всего лишь самарский, Дитя 21-го века, вокзал. Топча алюминий, иду по дорожке, Не в силах очнуться от сказочных снов. В груди всё слабеет и тает от дрожи Летящих туда и сюда поездов.
Уста поддувалом открыты и немы От вида на чудо сие наших дней, И где-то внутри уже строки поэмы Звучат всё отчётливее и сильней.
И вдруг… Словно конник небесный ухабы Таранит кругами колёсных оков, Вломилися в уши удары шар-бабы По стенам пожившим прошедших веков.
Как будто раскаты дурацкого смеха. Как будто от боли циклоп заорал… Вокруг разнесло равнодушное эхо, Как плакался старый бедняга-вокзал.
С мученьем из тела его выходила Видавшая многие виды душа. А баба, зверея, размашисто била, В труху-чепуху белый мрамор кроша.
Высокие окна звенели и выли. Зловеще сверкал их последний оскал, И в клубах тяжёлой коричневой пыли В агонии бился обеденный зал.
Торжественный зал, где шампанская пробка, Взлетая, достичь не могла потолка, Как будто стоял на коленях и робко Молил о пощаде.
Но злая рука, Хмелея от власти, пьянея от силы, Лупила в сплетения солнечных рам, Как будто Христу за смирение мстила, Как будто пред нею был божеский храм.
Зайдясь от восторга, в неправедном беге Стремясь до секунды испить звёздный час: «Так, где по ступеням ходил ваш Телегин? А вот мы их в хлам размолотим сейчас!»
И с каждым ударом слабее и тише Под грудой обломков бедняга стонал, Придавленный сверху распластанной крышей…
Эх, зря вы так, люди: Кому он мешал?
2001 -- 2012
|