12.Она! Обознаться не мог он никак:
В лохмотьях, в дырявых своих башмаках,
Нет в маленьких ушках латунных серёг,
Но всё ж её спутать ни с кем он не мог.

Она! Несмотря на убогий наряд,
Светилась её красота, как заря,
И тёмно-вишнёвые (глянет – гроза!)
На личике бледном, как звёзды, глаза.

Тогда почему так сурова была
И мимо него, как чужая, прошла?
И сам догадался: цыганка горда,
Бежала, но не от него, от стыда.

И эта слеза… «Нет, я снова приду,
Тебя, моя радость, везде я найду!
А, может быть, выживем оба, и вновь
Ты мне нагадаешь большую любовь…»

13.Как ждал новой встречи и как был ей рад!
В руке драгоценный зажат рафинад
(На пайку на хлебную выменять смог)
И сорванный возле ограды цветок.

«Где Ильда?» Молчанье. И тихо одна:
«Та, с зеркальцем? Нет, не вернулась она.
Цыганка какая-то, слышали мы,
Повесилась в нужнике возле тюрьмы».