Сквозь седые глаза старика опускается влажная ночь, как горячий прилив последних слёз; в раковинах его морщин плещется солёное море чужих голосов, далёких, как юные руки матери, раскачивающие люльку с младенцем; в чертополох его бороды вплетены георгины двадцати пяти тысяч восходов солнца.
Он стоит на ветру, чтобы смыть запах смерти с медно-бледной сорочки кожи; с хриплой гармошки прокуренных губ он кладёт пожелтевшие листья дыханья в конверт без обратного адреса, и наклеивает коллекционные марки воспоминаний.
Сквозь седые глаза старика доносится вечная ночь, горячий закат, покрытых смирением, плеч, одиночество толкователя сновидений, лишённого привилегий сна; в неводе его морщин – улов из останков бури, сдавленной между жабрами солёного бриза и плавниками вечернего солнца.
Он стоит обнажённый, как медь, собирая, полынью пальцев, тяжёлые брызги зимнего моря, причастившись пепла седых волос, провожаемый маятником одинокого сердцебиения.
|