Вернёмся на пятнадцать лет назад: В Париже немцы. Год сорок второй. Июль. И что гестаповцы творят? «Весенний ветер». Веет вдруг весной?
Ничуть. Поэзия тут не причём. Цель операции – арестовать Евреев, и побольше. А потом На велодроме вместе их собрать,
Отправить для начала всех в ДрансИ*, А там – в Освенцим. Вот и все дела. Но кто же их туда перевозил? Ведь эта операция могла
Не состояться. Страшный этот груз** Перевезти на зимний велодром Помог фашистам местный профсоюз Водителей автобусов. О том
Во Франции все знают. Что с того? Предателей, подонков там не счесть. И что же? Наказали хоть кого? Нет, многие считали: это месть.
Сведенье личных счётов ни к чему Хорошему не приведёт. И вот Во Франции так много потому Потомков тех предателей живёт.
А Ив Монтан в те страшные года В Париже жил и очень рисковал. Судьба его хранила и тогда: Он от облав частенько ускользал.
А летом сорок пятого Монтан С Эдит Пиаф, подругою своей, Впервые страшный фильм увидел: там – Об ужасах нацистских лагерей.
Идя домой, он тяжело молчал. Чтоб как-то обстановку разрядить, Эдит сказала: «Б-г их наказал, За то, что нагрешили, может быть?»
Он, закипая яростью, спросил: «Кто? Дети? Что ж Ваш Б-г детей не спас?» И вдруг нательный крест её схватил, Сдавил цепочкой шею: «Он о нас Подумал?» Удалось с большим трудом Ей успокоить милого потом.
С тех пор носил в бумажнике Монтан То фото, где еврейский мальчуган: Он в кепочке и лет пяти-шести, Он руки поднял. Фото обойти Весь мир успело. В гетто кадр был снят Нацистами. То фото – как набат.
Теперь, когда окончилась война, Монтан с особой силой осознал, Как оккупация была страшна, Как ежедневно жизнью рисковал.
Будь Леви, не ЛивИ – ему не жить! Убили бы за букву! За одну! Да как ему народ свой не любить И как пред ним не чувствовать вину!
Он говорил: «Я о себе не знал, Кто я, национальности своей. Но только неизменно ОЩУЩАЛ, Всегда гордился тем, что я – еврей».
В Израиль на гастроли приезжал Он в пятьдесят девятом в первый раз И, как всегда, с успехом выступал. Вот СиньорЕ, жены его, рассказ:
«В кибуц нас пригласили. Жили там С Марокко выходцы. Французский – их родной. О, как же там отплясывал Монтан С кибуцниками Хору! Б-же мой! Плясал с таким азартом и огнём… То предков кровь заговорила в нём».
*ДрансИ – пересыльный лагерь. ** 13000(по другим сведениям – 28000)человек.
|