Практически не делал кляксы
на протяженье жизни всей.
И доказал судьбой своей,
что можно вовсе и не клясться,
не утверждать, не обещать
быть настоящим человеком,
но быть, почти что, вровень с веком,
а не на цыпочках стоять
перед начальством, перед сильным,
в экстазе что-то лобызать,
при этом щедро и обильно
их, молча, матерно ругать.

Я видел в этом непристойность,
и был я прям и грубоват,
и соблюдал поступков стройность,
и этому я очень рад.

Суда людского я не ведал
и неприязни не видал.
Не возводил свои победы
на хоть какой-то пьедестал.

Мои дела, мои решенья –
частичка общего труда.
В себе такое убежденье
несу по жизни я всегда.

И с ним идти по жизни проще,
не радостнее, но… а всё ж –
и на свою судьбу не ропщешь,
и не испытываешь дрожь.