Белый Бог коричневую женщину распиная на воротах ада, наливая из ладони трещины с кровью сладкой вкуса шоколада, выпил чашку. Но попытка ярая в свете рыжем цвета апельсина полюсами лбы столкнуть полярные, гвоздь забить в ладони клавесина, разогнав по белым чёрных клавишей лимфу крови за предел крещендо, на ребро вопросы Богу ставящей оказалась frustra, - в смысле тщетной.
В волн восторженных рукоплескании утонуло тоненькое скерцо. Красота, спасая, режет скальпелем, полоснув и автора по сердцу. Да, она убийца и спасение, страшная шальная плоти сила, пластика лица души осенняя и бессилья седины могила.
Осень кружится в дымину пьяная, подхватил и с полуоборота в две руки её на фортепьяно я, начиная с самой верхней ноты, обнажил беспомощно-одетое, что зовётся плотью нежной, пылкой,... помню пробовал такую, где-то я, - в правой грудь держал, а в левой вилку.
Сны одолевают сплошь безумные по ночам вытаптывают память, заговаривают сладко зубы мне, полушария пытаясь спарить наши... . Но, коричневая женщина, я ведь тоже в белого играю. Хочешь, скажем Богу были венчаны, если спросит у калитки рая?
|