Отлихорадит, отхандрит, отвоет. Так было прежде, будет и теперь. И нараспашку мне, как встарь, откроет Блудница-жизнь обшарпанную дверь.
А там народ уже хмельной и сонный Спешит в уют притонов и квартир. О, мой поэт, мой юноша влюбленный, Не ты ль писал, что так прекрасен мир.
Не ты ль парил над этою толпою И грезил женщин в царственном огне? Не ты ли правил рифмой грозовою И жизнь давал божественной строке?
Увы, мой друг, все в этом мире тленно – Затихнут грозы, убежит срока. И по извечным правилам Вселенной Нас встретит в полночь стойка кабака.
И ты, еще иллюзией влекомый, Махнешь рукой и скажешь: «Завтра в бой!». Но утром вновь народ повалит сонный В уют притонов серый и хмельной.
И сил не будет воспарить над миром, Вновь ждать грозы и строки обжигать. И станет жизнь прогулкой по трактирам, И верной музой крашеная ****ь.
И заболит, заколется под сердцем, Заполнит ночь бессонные глаза. Нет в этом мире места иноверцам, Нет больше в людях божьего следа.
Но отхандрит, отвоет, отстучится, Отлихорадит, ты уж мне поверь! И жизнь опять, несносная блудница, Откроет настежь проклятую дверь.
|