В огонь летели книги, Страницы жгли. И годы черной злобы В Россию шли, Неся режим фашистский В своих руках, Ведя с собою слезы, Да страх.
Стучал по каскам мерно Безликий дождь, В грязи топился смело Солдат сапог, И рыжей коркой плотной Ложилась пыль, И это все не сказка, Но быль.
Стучали по асфальту Подковы их, Железною пластиной На каблуки Ложилась черных танков Броня и цвет, И больше тихих звуков Здесь нет.
И начался великий Огромный Бой, Летела злая пуля, Неся с собой Погибель, смерть, и стоны, Сбивая враз И их, и часто, Даже и нас. И сапоги топтали Погибших там, Сбивая души с мертвых, Да к небесам, Взрывая их окопы, Снег растопив, Смеялся уж не воин – псих.
А в городах замерзших, Держа в руках Оледеневший хлеб, В слезах… Слезах, застывших, На лице несчастном Стояла женщина, И девочка просящее Тянула маленькую Беленькую ручку, И голос даже тише звуков улицы, Прохожих оглушал Мольбой, слезами. И что такое с ней? Да сами знаем…
А между тем В окопах погибали Солдаты русские, Их долго ожидали, Или хотя бы вести – Пусть несчастной: Солдат не будет Без вести пропавший.
Но пуля обожгла Сухое горло. Кровь брызнула, Глаза раскрылись, Смолкнул Звук пулемета, Исстрелявшего патроны, И танк его с сырой Смешал землею.
Казалось, миг прошел – На самом деле – вечность. Дождь вымыл медный медальон Из-под земли советской,
И человек, наткнувшись На, казалось, камень, Поднял его, И медальон, сияя, Раскрылся, обнажив Портрет прекрасный,
Любившей этого Погибшего солдата, Вмиг постаревшей, Скрывшейся в веках, Или убитой немцем, Превращенной в прах.
И вдруг представил человек Письмо простое, И девушку со склоненною головою, И год холодный, Вроде, сорок третий, И павшего солдата…
Вспомнил смерти, И крики воинов, Стоны раненых, Убитых.
И рыжей грязи, Смешанной со снегом Виды. Он вспомнил: Сам прошел тот год проклятый.
Война. Четыре года: Сорок первый – сорок пятый.
|