Последний день любви, так тихо уходившей… (Так может уходить опомнившийся лишний Свидетель вскрытого нечаянно стыда. Так могут уходить рассветы – в никуда. Так может спать ребёнок, отболев.
Так, голод утолив, уходит в дебри лев Бесшумной поступью - лишь чуть дрожат растенья. Так молкнет соловей, к утру устав от пенья. Так тягостный паром, гружёный сонным людом, Без выкриков «прощай!» идёт в туман, откуда Он привезёт других таких же тяжко сонных. Так мелочь отдают для нищих и бездомных. Так забывают тех, чей безразличен вид)…
И что за этим днём мне предстоит, Последним днём любви, вчера вспорхнувшей просто К безжалостной Луне - копилке Ариосто?
Коль умерла б любовь в огне внезапной порчи, Лишившись сил в агонии и корче, Разбила кулаки, стучась в глухую стену, Скатилась бы в обман, предательство, измену, Покрылась плесенью в супружестве тупом, Чтоб стать уверенно предательством потом.
Но нет, последний день прошёл как бы и не был. Иной бы принялся судиться с божьим небом И жёг себя, как жгут вонючий трут. Но лучше помогает глупый труд, И чем сей труд глупей, темней и безысходней, Тем легче сбросить в воду и концы, и сходни, И, стоя на ветру на мостике парома, Смотреть в слепую даль, спокойствием Харона Своих попутчиков то в ужас приводя, То к мысли о безумии вождя. Они ещё несут в себе бесцельной жизни узы, А он уже взглянул в зрачок Медузы.
|