Есть такой хороший автор на свете – Динка5, тоже – Эльф, родня, практически, но стихи её радуют зашедших на огонёк теплом человеческим. «Мои стихи за пазухой воробьями…» – говорит она, а пока говорит – стихи её улетают. Одно из них сидит на моей ветке, улыбается, и я улыбаюсь – Эльфу в ответ...
Мои-то, воробьиные стихи, давно были – до эпохи перемен, на пути из страны «Ятутпоживу» до страны «Гдетотамия». В этой стране, где душа «на вырост», хорошо слушать в тишине менестрелей. Именно для этого и существует там тропинка «Куда-нибудь…»
Там идёшь, куда ноги глядят… Ой… туда, куда глаза несут! Идёшь и думаешь, всё же, стихи лучше баранов – уступают друг другу дорогу. Поочерёдные и внеочередные... а ещё – они не глядят на новые ворота – им и старые в самый раз! Стихи входят и выходят. Такими, какие есть – моими.
Думаю о разном – думалки получаются – подушки такие – думчатые. Сегодня, правда, таких у меня нет. Холодный ветер выдул. Теперь я не ду… но это – не факт. Историки тоже ошибаются, они же – не сапёры, им можно.
Археологи вот говорят – всё вы, господа кабинетные, перепутали – на Руси расцвет-то не в одиннадцатом веке в первый раз был, а раньше. Тогда, после Рюрика, путь «Из варяг – в греки» каждый дурак знал… то есть, каждый варяг. Но Волжский-то путь главнее был. Серебряные реки, пушные берега. Берега – наши, серебро – восточное. Гривна кун ихними дирхемами наполнялась полновесно и постоянно. Даже крестьянин северных русских земель мог из стеклянных византийских кубков пить вина заморские или канпот свой и мёд, или что-то там у них ещё было… а жена того крестьянина – иранские побрякушки – браслеты и серьги себе требовать.
Монголы, услышав про такие безобразия, конечно завидовали на то богатство и на жён урусов, но не отымешь, ведь, у медведей этих. Они же не только белку промышляют, мечи у них – обоюдоострые, и кузнецы они – отменные. Долго монголы ждали… дольше, чем сказка сказывается. Иссяк поток мягкой рухляди у северного народа, а где взять? Сибирцы ещё ясаком не пуганы. Не было на Кучумовых предков тогда ни Ивана Грозного, ни Ермака Алёнина, ни сочинителей альтернативной истории.
Но обмелели вскоре серебряные реки. Наступил перелом. Оставили люди речные кисельные берега и низинные поймы. На холмы «взлетели» – деревеньки свои – в один – два двора, стали на склонах травных ставить – где суше и солнышка вдосталь. Климат-то, он ещё хуже татарина сделался – тот не зван, а этот – не приведи Господи... Ледниковый период, ни дать, ни взять. Синоптиков на него нет! Вот и оскудела Русь. Тут и стали монголы волками рыскать, «своё» искать. Но кризис-то не по их вине… испытание божие – перемены. Болезни роста.
Много чего потом на Руси вынесли, а святых выносили только в Крестный ход да во время пожарищ. Иные и не сгорали – только лики темнее делались, да слёзы – горше. Так и живём с той поры – из кризиса – в кризис, меж ними – рай. А то… Нежели, мы его не изведали? Кто не горевал, тот и не пировал, а у нас и в пир, и в мир – песни. То плачутся, то смеются. Черно-белы мы… то до края тьмы тьмущей в народе нашем, то – свет небесный, особенный. Тьмы и тьмы… а ЧЕЛОВЕК – светится…
Дом выгорит – стругаем и новые венцы ладим. Ладно бы плотничать не разучились…
А про стихи где? Стихи – это рождённое, летать наученное, раненное, спелёнатое и людям даденое – а и возьми… не казни только. Душу пожалей – свою и мою. Она же – теплится… одна одинёшенька – на двоих.
Будут тебе стихи, Человече… а пока «стишков» отведай – несерьёзных, как и сказочка эта.

МОИ СТИХИ



…а знаешь, мои иногда скребутся –
настырной кошкой – мол, выпусти – погулять,
и сливки лакают с простого блюдца
и даже – мышей едят…
а то, нахохлятся воробейкой
на веточках для стихов,
и просят – возьми, в руках обогрей-ка,
стихам тоже нужен кров.
Совиные строчки случаются ночью –
летают над головой,
и засыпать до утра невмочь им,
и кофе лакают – мой!
… а самые грустные – ходят тихо…
щеночные, до тоски,
они говорят: «Не скули, Мариха…»
и прячут мои носки…
… а самые вредные – писают в тапки
и лаются меж собой,
и кажут друг другу свои царапки,
и подымают вой...
Я долго молчу и готовлю кофе,
и медленно-медленно пью,
стихи выбирают карман на кофте
и там свои гнёзда вьют.
Едва оживают – давай хихикать,
душе не давая лгать,
я лайм добавляю тогда в Мохито
и прячу стихи в тетрадь.
...но там, где молится Гамаюн,
они без спроса во мне поют…