Я, ведь, старше его, на шесть дней, пять ночей января... Наша белая скатерть, расстелила печальную кладь. Возродился он, формой, в декабре календарного дня, Развращённой огнём, безысходности в юности стать. Я, ведь, старше его, на шесть дней, пять ночей января.
Формочка ко двору пригляделась, но нечем покрыть. Отвечает месье, приглушёнными, запахом флейты, Нотами ля-бемоль, в сладострастной кантате, взрастить Непрощённое сердце, извращенки, готовит мольбы. Формочка во дворе, пригляделась: "Не кроет никто!"
Хоть я старше, но в жизнь, так мою, козыряя, не влезть. Даже ей и ему, с тонким стеблем, знобящем в пустыне. Извращенец и я, по рождению, в пять или в шесть... Но не в дробь барабанную, клин альтов, хитрО напускные. Хоть я старше, но в жизнь, так мою, козыряя, не влезть.
Форма жаждет разврата, общения мутного дна. Ищет, рыщет меня, в полутёмках имён и фамилий. Захожу к ней всегда я, чтоб дыхнуть ей свободы огня... Поделится плетьми с мазохической кожей молений. Форма жаждет разврата, общения мутного дна.
Пусть всегда будем мы, в совокупности от бытия. Я, ведь, старше его, не по возрасту, а по награде. Предпочтённая ночь, за работой камина, магия... Насладитесь углём, форма ждёт, уж меня, при параде. Пусть всегда будем мы, в совокупности от бытия
|