На последней странице разглядываешь себя –
чёрно-белая фотография, втиснутая в квадрат некролога, где «помним» и «любим», заканчиваясь «скорбя» читающим мертвецам приходится в аккурат. Ты рад сообщению. Прочитанному ты рад. Не важно какой новою жизнью ты будешь бит, подавлен или раздавлен, или к кресту прибит, главное, что с собою ты захватил алфавит, как возможность взглянуть на то, что изменило вид и форму, когда преставилось, и больше не возопит. Оно тяжелое что-то в лубяную избу на горбу притаскивало, не затворив губу верхней её сестрой, чтобы потом в трубу говорило пламя, на котором табу прикосновений видать ты хотел в гробу, что позвонки, ожидая с друг другом встреч, отдавались болью в теле, и ты потолок изучал недвижно, на котором следы, картечь времени оставляет лучше, чем меткий в него плевок.
Разглядывай же того, кого ты узнать не смог.
|