Допускай в себя вышнее или вешнее,
сады перебродят вишнями,
примерещился август вышитый,
а за окном – зима…
Какая теперь-то разница –
блазнится или реалится,
не пой об уюте, Марьица,
что каменный, что саман,
любой обветшает – брошенкой,
не шлёпай в саду калошами
и очи не прячь ладошками –
да к храму – сама, сама…
Хлебнула на воле лихости,
а косточки ломки – выхрустят,
и душу-бродяжку выпустят
туда, куда холод зван.

Буднично и циклично
отстукает электричками
дачный сезон и яблочный,
адрес московский, тапочки,
груз нерешённых тем…
я бы и насовсем
с тем, кого сердце просит,
только судьба, что поезд,
что между тем и тем…

Выдумать, что Лукреция,
Рим за окном ли, Греция,
но разорвёт инерцией,
вывернет в бренный мир
теодицея здешности…
что ты сказал о нежности? –
я бы к тебе, да стёжки-то
кто-то истёр до дыр.
Видно, зимой просватана,
куклой, набитой ватою,
проданной троекратно, я
у твоего парадного
нищенкой постою.

Буду тебе прохожая,
прожита, подытожена,
на сотню рифм умножена,
жадная до фонем.
Встретимся на Остоженке,
что мне терять – остроженке,
знать, задолжала Боженьке
за прошлогодний снег…