Он гений - Игорь Северянин

20

Слава Северянина началась в сентябре 1909 года. Один журналист прочел Льву Толстому эротический триолет 22-летнего поэта: "Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки!" Ярость графа была безгранична, о чем не замедлили сообщить газеты. Обругивание в России - своеобразный обряд инициации.

Автору рецепта "Ананасы в шампанском" исполняется 120 лет (фото feb-web.ru)

Слава Северянина началась в сентябре 1909 года. Один журналист прочел Льву Толстому эротический триолет 22-летнего поэта: "Вонзите штопор в упругость пробки, и взоры женщин не будут робки!" Ярость графа была безгранична, о чем не замедлили сообщить газеты.

Обругивание в России - своеобразный обряд инициации. До самых отдаленных краев империи дошла вибрация этих строк. И взгляды женщин не были робки. С тех пор и до настоящего времени стало хорошим тоном для критики ругать Северянина. А читатели знали и знают: раз ругают, значит, надо читать.

Не прошло и полугода после стиха, взволновавшего Льва Толстого и возбудившего всю страну, как появился новый шедевр. "Это было у моря, где ажурная пена,/ Где встречается редко городской экипаж.../ Королева играла в башне замка Шопена,/ И, внимая Шопену, полюбил ее паж". Попробуйте забыть эти строки — не получится. Я уверен, Северянин хотел бы, чтобы все его "поэзы" были такими. Не получалось. Да и не надо. Шедевры во множественном числе уже не шедевры. Понимая это, поэт часто занимался самопародией: "В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли,/ Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де Кок,/ Где брюссельское кружево... на платке из фланели!/ На кушетке зарезался молодой педагог".

Вы смеетесь? Но Северянин и сам смеялся. Граница между Гликбергом (Сашей Черным) и Лотаревым (Игорем Северяниным) весьма обманчива и зыбка. Последнего даже называли демоном и мизантропом, что уж совсем ни в какие ворота. Поль де Кок с молитвенником — это путь к Пастернаку, рифмующему расписание Камышинской ветки со Священным Писанием. Что поделаешь, поэзия, как было давно замечено Буало и по-русски озвучено Ломоносовым, есть сопряжение идей далековатых.

Северянин сопрягает галантную Францию с новой — как оказалось, эфемерной — Россией. Такие миражи свободы и счастья, как правило, появлялись в начале столетий и заканчивались Смутным временем. Двадцатый век вплывал как "Титаник" и вскоре разбился об айсберг диктатуры пролетариата. Скоро вся эта изысканность погибнет в огне войн и революций. Красота не спасает мир. Но как только мир спасается, он тотчас вспоминает о красоте. "Я трагедию жизни превращу в грезофарс", — пообещал Северянин своим читателям. Это обещание он выполнил.

Медиумический гипноз Северянина продолжался лишь с 1909-го до начала 1918-го. Хотя поэт дожил в эмиграции до 1941 года. Но его поэтический Серебряный век умещается в эти 9 лет. Пик славы — 27 февраля 1918 года. На выборах короля поэтов в Москве, в Политехническом, первое место получил Северянин. Вторым был Маяковский. Многие считают этот эпизод недоразумением и парадоксом. Как при живом Блоке выбрать королем Северянина? Но сердцу не прикажешь. Истерзанная большевиками поэтическая Москва присягнула не революционным глашатаям, а ему, "нежному" и "изысканному" паяцу.

Он придумал множество новых слов. Не привилось ни одно. Разве что это таинственное, манящее "грезофарс". И все же никто лучше него не почувствовал новый стремительный ритм. "Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском!/ Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!" Маяковский явно соревнуется с ним, когда пишет: "Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй". Почему-то ананасы в шампанском всех раздражали и вскоре исчезли вместе с буржуями. Но это в жизни. В поэзии по-прежнему свежо и остро пахнут морем давно съеденные ахматовские устрицы, а рядом с ними — северянинские ананасы в шампанском. Из Москвы в Нагасаки давно уже летаем. Из Нью-Йорка на Марс вот-вот полетим.

Он первый сказал о себе: "Я повсеградно оэкранен! Я повсесердно утвержден!" И это была чистейшая правда. Северянин — как ранний кинематограф с графами и графинями в будуарах. Он певец "Титаника", еще не наткнувшегося на айсберг. Вначале, как и многие, не поняв ужаса столкновения, он написал смешные стихи: "И я, ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин". Берлин брали тридцать с лишним лет спустя уже без Северянина.

Кокетливый и нежный эгофутурист, певец куртизанок (сегодня мы бы сказали "путан"), он остался — как здания в стиле ар-нуво, чудом до сих пор сохранившиеся в Москве. Готические башни, рыцарь с мечом, изысканные витражи, зеркальные лифты... Его поэзия очень похожа на галантную эротическую живопись Сомова и Бенуа, но с явными атрибутами нового века. Пажи и маркизы, королевы и короли вскоре исчезнут в вихрях и водоворотах. Останутся стихи Северянина, как обломки Атлантиды.

Россия не ошиблась, выбрав его королем поэтов. Маяковский — трибун, Блок — пророк, а Северянин — просто король. Читая его стихи, люди, пусть ненадолго, всего-то лет на девять, почувствовали себя не подданными, а королями.