Мелькают дни, сродни что жутким тратам,
Года теснятся в свой угрюмый строй.
Уже склероз мне стал сиамским братом,
И грусть-тоска такою же сестрой!

Хотя я иногда бываю весел,
И мысль, порой, светла, рука крепка.
Но если б я ещё поменьше весил,
Да на ногах бы не было грибка!

И женщин взгляд сочувствия не лечит,
Насильно ты на них как ни глазей.
Родных - одних уж нет, а те далече,
И треть осталась с юности друзей.

Одни ушли, что так у нас не редко,
Что не отнять у нас и не украсть,
Железно унаследовав от предков
Известную нам с вами к змию страсть.

Другим пришлось уйти совсем не просто -
По воле зла, какой-нибудь беды,
Не видя в жизни личностного роста,
И обнаружив с нею нелады.

И их, ушедших, в снах я вижу лица,
Морскую гладь и в пальцах шёлк песка,
Но блажь видений так недолго длится,
Что в них как в яви сердце рвёт тоска.

Остатки мостовых в кружочках мела,
Бой петухов, мычание коров,
И телевизор - жутко чёрно-белый,
И тот один на дюжину дворов.

Ночной костёр, где Васька, Вовка, Мишка
Галдят, ещё не зная гнёта жён.
И с ними я – совсем ещё мальчишка.
А рядом Джордж и Ринго, Пол и Джон…

Не гложет их другу к другу жажда мести,
И обо всём им можно говорить.
Вот так всегда - бок о бок были б вместе…
А я всю жизнь хотел их помирить.

И как своё здоровье мы не лечим,
Хиреет стариковский наш редут…
Кого уж нет, пусть знают – кто далече,
Нажившись, неизменно к ним придут.