Усталость обварилась в кипятке, От сердца отслоилась пузырями. Взрываясь, матерясь и изнуряя, Шёл новый день с молвой накоротке. Хлестало солнце кожаным лучом, Сбивая капли медные на паперть. Финал не поздно было бы поправить, Но зал ревел, сюжетом обольщён. И я оставил так, как написал, До запятой себя рассеял в зале. А после по центральному сказали О том, что богом проклят старый зал. Что мой спектакль, не шествие картин, А подлинная жизнь в четыре акта, Где старость умирает от инфаркта, Где молодость сгорает до седин.
Когда пришли за автором с утра, Ты испугалась: «Господи, прости мя!» Но с губ моих своё срывая имя, Вдруг выдохнула гордая: «Пора…»
|