Признаться радует тишина,
не ломит лоб, не тревожит песня,
на сто моих наболевших «если»
ответ пытается дать гештальт.

Я избегаю ходить на красный,
с трудом тебя во мне запретив,
ещё нет света там – впереди,
и в мыслях ветрено и опасно.

Тропа у времени на прицеле –
оно убьёт и наверняка,
но целы заросли ивняка,
а корни травам оплёл мицелий.

Я и сама убиваю время –
ну, то есть, день проживаю свой,
за тучей серою, грозовой,
есть ТОТ, который меня приемлет.

А суд людской на слова горазд,
контексты вырвав Еклезиасту,
разъять пытается: «буки, аз»,
пройдя по творчеству гребнем частым.

Сдирают кожу за пластом пласт
и рвут стихи мои на поступки,
и становлюсь я немой и хрупкой,
как синий сумрак пещерных глаз.