ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
_____________

Два стихотворения
и рассказ


ДОМ НА БЛИКЕР СТРИТ

Бликер стрит (Bleecker Street) - улица
в Greenwich Village,
богемном районе Нью Йорка, излюбленном месте
наркоманов, гомосексуалистов
и панков.


"Травка" - жаргонное название
марихуаны.


«Не было наркотика, который бы я не попробовал
в кампании таких же, как я, парней
и готовых на всё девчонок» .

M.Griffin
«Sincere Stories»
«Откровенные рассказы»



Как попугай раскрашен каждый дом.
Наверно, вместо кисти взяв фломастер,
Их расписал такими, разной масти,
Какой-то лох с отъехавшим умом.

Не зря здесь пёстр, как здания, народ.
Не счесть котов. Бездомные собаки.
Битком набиты мусорные баки
И густо смешан с "травкой" кислород.

Условный стук. Рэп на минуту стих.
Цепочка. Визг.
И я - среди своих.

Неоновая надпись в коридоре.
Подсвечена вампирским светом Долли,
Повисла и впилась засосом в шею.
Терплю. Любовь! Послать бы,
да не смею.

Наркотиками пахнет так безбожно -
не накуриться
просто невозможно.

Все скопом на диване-развалюхе:
я, Вилли, Джек, затраханные шлюхи,
с серьгой под юбкой,
на бровях и в ухе.

Между затяжками ведём беседу с ними.
Почти симпозиум,
с акцентом на интиме.

А сбоку от дивана - странный стенд:
Каддафи, Че Гевара, Президент.
Член вместо носа,
Подпись:
"Happy end!"

Под утро мы вдвоём,
лишь я и Долли.
Неон горит всё так же
в коридоре.

Помада, шприц, кроссовки на полу,
и розовые трусики
в углу.

Встаю с трудом, приклеенный к дивану.
В уборную и с унитаза -
в ванну.

А там, глядишь, и солнце поднялось,
Как панк знакомый с гребешком волос.

На цыпочках к двери,
пока вампир мой спит
и мусорка под домом не гремит,
И сжаты фиолетовые губы.
Bye, bye, my Dracula!
Бай, бай,
цветок мой грубый!

И я покинул дом На Бликер стрит...

Эспрессо чашечка
в кафе на табуретке
под танго тихое
и выкур сигаретки.
А дома - mEssage,
как всегда, от Долли.
Сказать, что в нём -
язык мой
не позволит.

___

* mEssage –
в данном случае сообщение
оставленное на автоответчике
______


ИСПОВЕДЬ ПОДРОСТКА

Все гуляют, фланируют.
Ну и я их не хуже.
Тихо звёзды планируют
В подходящие лужи.

Я шагаю весёлый.
Мне туда, где кайфуют.
Алкаши там, как тёлок,
Тротуары целуют.

Затянусь я и дурочки,
В кайф погрузимся сущий.
И, глядишь, переулочек -
Просто райские кущи.

Катькин шёпот, дыханье.
Опупенные ласки.
Над "гостинкой" названье
То НЕОНит,
то гаснет.

Дома - предков кипение:
"Где шатался, мол...ужин".
Ну а мне всё до фени.
Наркотой перегружен.

_____


ДВОЕ

Она любила свой район города. С его пёстрой толпой, магазинами «крутой» одежды, которую обожали панки, обязательными торговцами наркотиков на каждом углу, кабинетами для татуировок, пирсинга, эротического массажа и её любимыми уютными «кафешками» вдоль улиц.
Порой ей казалось, что посели её где-нибудь на здешней «Пикадилли», среди чистеньких вестибюлей и услужливых с приклеенной улыбкой швейцаров, она усохла бы, как привыкший к грубой почве цветок на перенасыщенной химикалиями клумбе.
Но дорогу домой надо было ещё осилить. Она потратила почти все деньги на чёртовой ярмарке, вышла из метро, чтобы докупить ещё кое-какую мелочь и обнаружила, что денег у неё не осталось даже на проезд.
Теперь у неё не было другого выхода, как топать домой пешком.
Из одного конца города в другой. Она ругала себя на чём свет стоит за то, что так опрометчиво вышла из метро, а затем, отругавшись по полной программе, тяжело вздохнула, взяла в руки сумки с покупками и потащилась в сторону «родины», как она называла своё место обитания.

Туфли натёрли ей пятки, трусы под платьем вспотели и врезались в кожу, потный клок волос свисал со лба и закрывал глаза. Руки у неё были заняты и она время от времени сдувала волосы наверх, но они неизменно сползали опять вниз и делали дорогу перед ней почти необозримой.
Начало вечереть, сумерки всё больше подсвечивались фонарями и цветным неоном витрин. В сквере, недалеко от дома, она просто рухнула на скамейку, к её приятному удивлению не занятую бомжем или пьянчужкой, но окружённую со всех сторон рваными газетами, металлическими банками
из-под пива и растоптанной тут и там жвачной резинкой.
Она долго и напряжённо глотала охлаждённый ветром воздух, пока, наконец, её дыхание не приобрело нормальный ритм.
На маленькой площади в центре сквера, у высокой каменной арки, носились на скейтбордах, куражась друг перед другом, подростки.
Под самой аркой кто-то забавлял неразборчивых слушателей игрой на полуразвалившемся пианино. Как оно попало сюда, было неясно. Сидевший за пианино заросший основательной щетиной пожилой мужчина неспешно отпивал глоток вина из рюмки, ставил её на чёрную крышку пианино и бросался, сломя голову, в музыку Моцарта, Бетховена, Шопена.
Остановившаяся послушать влюблённая парочка и какой-то парень на роликовых коньках хлопали ему после каждой музыкальной пьесы.
Дух снисходительности и доброты явно витал над музыкантом. В стороне от него – мим с накрашенной белой щекой жонглировал факелами. Рядом с ним не было никого, но по самоупоённому лицу мима чувствовалось, что это его никак не смущало.

Ей страшно захотелось курить. Рядом не было ни одной курящей женщины и даже если бы она сейчас умирала от желания покурить, она не попросила бы сигарету у мужчины. Она повернула голову налево от скамьи, затем – направо. Перегнулась через спинку скамьи и заметили под скамейкой окурок.
Окурок оказался с небольшим красным ободком помады и у неё вырвался вздох облегчения. Она долго рылась в карманах и в сумочке в поисках спичек. Наконец затянулась. Специально задержала дым во рту, согреваясь им и наслаждаясь его ароматом.
Надо было двигаться дальше и она уже было поплелась через сквер, но тут же остановилась. «Чёрт, - ругнулась она, - эти туфли сведут меня с ума».
Она подошла к краю тротуара, опёрлась о фонарный столб, стянула носок. На пятке был волдырь. Пришлось идти дальше, прихрамывая и стараясь не очень нажимать на больную пятку.
Вот, наконец, и её дом. Грязный, закоптевший после прошлогоднего пожара, он выглядел так, как будто сам дьявол насадил его, как шашлык, на шампур и долго прокручивал над костром. Ржавый зигзаг пожарных лестниц перечёркивал его бывший когда-то красным фасад.
- Кэти! – крикнула она задрав голову. – Кэти!
Никто не отозвался на её крик. Вытерев рукавом нос, она толкнула плечом дверь и вошла в парадное. Дом был без лифта. И подняться на четвёртый этаж было для неё равносильно восхождению на Эверест.
Она ещё несколько раз крикнула «Кэти!» на втором и третьем этаже, но потом, стиснув зубы стала просто волочить свои большие сумки с лестницы на лестницу. Но одна из сумок вдруг выскользнула из рук, всё содержимое вывалилось и разлетелось по ступенькам. Плача от досады, что всё так получилось, она собрала все вещи, запихнула их обратно в сумку и снова потащилась по лестницам.

Добравшись, наконец, до своей квартиры, она долго и безуспешно нажимала кнопку звонка. Даже нагнулась и заглянула в замочную скважину. Но никто так и не ответил на её звонок. Когда, уже отчаявшись попасть в кавартиру, она нажала опять на звонок, то немедленно вслед за этим услышала голос своей Кэти:
- Иду, иду! Раззвонилась, как на пожар. Пять минут не можешь подождать, – раздражённо сказала, открывая ей дверь, Кэти.
- Я замёрзла, - попыталась оправдаться она. – И устала. Я звала тебя ещё снизу.
- Ну и что с того? Я была в туалете. Я что - должна брать у тебя разрешение на то , сколько мне сидеть на унитазе?
- Я ужасно хочу есть, Кэти – пробомотала она и, швырнув сумки на пол, побрела на кухню.
- Ничего, не умрёшь, - крикнула ей вдогонку Кэти - Возьми, что там есть в холодильнике. – Ты купила мне то, что я просила?
- Нет, Кэти. – ответила она и испуганно застыла у открытой дверцы холодильника. – Ох, какая же я глупая. Извини меня, Кэти, я совсем забыла об этом.
Она поплелась в спальню, где была Кэти, чтобы попросить у неё прощения и тут же нарвалась на оплеуху.
- Забыла, сучка, – зарычала Кэти. - А голову свою дурную не забыла в дороге?
Я сижу и жду её здесь, а она чёрт знает о чём думает.
- Я не хотела этого, Кэти, – расплакалась она и запричитала сквозь слёзы, - Поверь мне – я не хотела этого. Почему ты меня бьёшь? Почему ты стала плохо ко мне относиться? Я устала, я шла пешком чуть ли не через весь город... Я....я... – она упала на кровать, у которой стояла Кэти, и зарыла лицо в подушку.
- Подумаешь, обиделась. Очень чувствительная ты у меня стала. Особый подход ей, видите ли,нужен. А мне что особый подход не нужен? Мне мерзко ложиться с тобой в постель. Посмотри, на кого ты стала похожа! Что ты нацепила на себя? Уродина уродиной. И ещё – кости одни торчат. Скоро проткнёшь меня ими.
Она повернула к Кэти заплаканное лицо, метнулась к ней с кровати, обвила руками сапоги.
- Кэти, умоляю тебя, не бросай меня. Только не бросай меня, умоляю.
- Ладно, ладно – бросила снисходительно Кэти, и добавила - Чёрт меня дёрнул связаться с дурой. Ведь дура же, дура!
- Дура, – безропотно согласилась она.
- То-то же, – усмехнулась Кэти, одеваясь у зеркала.
- Я приду сегодня поздно. Свари нам что-нибудь, иначе завтра жрать будет нечего, а ты вон какая худющая стала. Обнять нечего. Грудь усохла, зад тощий. Только башка большая.
Затем она закатила рукав рубашки, всадила в руку шприц с наркотой, пошарив за зеркалом, взяла деньги и исчезла, громко хлопнув дверью.
В комнате стало так тихо, как будто все звуки, ещё недавно сотрясавшую эту комнату, спрятались по углам, ожидая когда их снова окликнут.

Она любила свою квартирку. В разговорах с приятелями называла её не иначе, как уютным гнёздышком. Правда, их «уютное гнёздышко» однажды обворовали. И, что ещё хуже - изнасиловали Кэти. Возвратившись в тот вечер домой, она застала Кэти лежащей на полу в бессознательном состоянии, с небольшой лужицей крови у рта. Она дико закричала, решив, что Кэти мертва. Сбежавшиеся на её крик соседи вызвали машину скорой помощи и всё время, пока санитары хлопотали над Кэти, она была вне себя от мысли, что Кэти может умереть и она останется одна, без неё. Никому абсолютно не нужная в целом мире.
Но Кэти постепенно пришла в себя и категорически отказалась ехать в больницу.

Санитары уехали, а она провела всю ночь у кровати, где спала после хорошей дозы снотворного Кэти, и думала о том, какие всё же свиньи эти мужчины. Грязные отвратительные свиньи. Как она ненавидела их в тот момент! Какие только варианты возмездия не возникали в её голове.
О, если бы этот ублюдок попытался изнасиловать её, она бы так вцепилась зубами в его глотку, что даже если бы он всадил в неё нож, она утащила бы его с собой на тот свет.
Она выхаживала свою Кэти заботливо, нежно, стараясь не только удовлетворить любой её каприз, но даже и предугадать его.
Кэти в то время часто просыпалась ночью и всегда заставала свою подругу рядом, обвившую её руками, прилепившуюся к ней горячим животом.
И это было для Кэти убедительным знаком того, что ничего не изменилось вокруг, всё идёт так же, как шло...

Кэти ушла, а она немного полежала, думая о себе, о ней. Нужно было прийти в себя, а лёжа это было сделать легче. Когда она встала, её взгляд упал на зеркало и ей вдруг пришла в голову мысль примерить прямо сейчас кое-что из того, что она купила. Она втащила в спальню брошенные у двери сумки.
Первой ей попалась под руку старая бархатная шляпа. Она водрузила её на голову, попробовала одеть её то так, то этак.
Вспомнив о том, как обидно отозвалась о её фигуре Кэти, она разделась и стала напряжённо всматриваться в своё отражение в зеркале. Посмотрела на грудь, потрогала её. Грудь была действительно небольшой и немного обвислой. Она слегка приподняла её и полюбовалась ею в зеркале.
«Хороший лифчик, - подумала она, - сделает своё дело». Потом она попыталась увидеть свой зад. Для этого ей пришлось хорошо вывернуть тело. Когда она всё же развернулась к зеркалу, то ягодицы не показались ей такими уж худыми. Она даже провела ладонью по их выпуклостям, чтобы окончательно убедиться в том, что Кэти была не права.

Предвкушая удовольствие от примерки, она вытащила из сумки все остальные покупки, оделась, пристроила на шее новые бусы и снова взглянула в зеркало. Оттуда смотрела на неё женщина лет 35 не более, с приятным, хотя и усталым лицом, в светлой блузке, вправленной в коричневую юбку с коричневой бархатной шляпой и большим количеством бус.
Она ярко накрасила губы, сдвинула чуть-чуть шляпу набок и попыталась скорчить как можно более нахальную физиономию. Расхохотавшись от того, что у неё получилось, она так и вышла из спальни, стуча сапогами, позванивая бусами и браслетами.
Вспомнив, что из-за Кэти она так и не успела поесть, она направилась на кухню. Улыбнулась по дороге. Главное ведь то, что Кэти не уйдёт от неё. «Она вернётся домой» - пробормотала она удовлетворённо себе под нос, зажигая газовую плиту и придавив голубую ромашку огня красным чайником.
Она представила себе, как будет поражена Кэти, когда вернётся домой и увидит её одетой во всё новое.
Усталость снова навалилась на неё. Ей ужасно захотелось спать. Она села, опустила голову на кухонный стол и тут же глубоко заснула.
Серый удушливый дым постепенно обволок и укутал её, а затем, словно в нерешительности, завис на минуту над ней и толстым рыхлым шлейфом протянулся через всю квартиру к закрытому окну.