Александру Канторовичу* (и его клонам: ДОКу, Марфе,… Бене Логину, «Философу Михалычу, Игорю Щёткину):
Жить сумасшедшему не просто, За «Щёткина» ж душа болит! Не дал Б-г ни ума, ни роста, «Философ» в нём не говорит.
Ведь это клоны Кантороши*, С ним «рядом не сидел» поэт, Упырь не вынес жизни ноши, Маразмом брызжет в Интернет.
А ведь хотел быть коммунистом, Весь «Капитал» перечитал, Чтоб стать заслуженным чекистом, Но был отказ, мол, «пенис мал».
Антисемит попался в кадрах И Шурку выгнали за дверь, А ведь толкал ночами ядра, Зарядку делал, хоть проверь!
В поэзию стремглав рванулся, «Раз псы в чекисты не берут!» Раз тридцать в рифму матернулся, Воскликнул: «В радость этот труд!»
Обида ж порождала смелость, Непризнанность всё в бой звала, А умным так прослыть хотелось, Рвануть фортуны удила, Чтоб в ярком, творческом экстазе, Уйдя с безвестности тропы, Махнуть, стремглав, «из грязи в князи» Под крики зависти толпы!
Толпа ж его не принимала Ни русофобию, ни стих, Толпа то сумрачно зевала, То восклицала: «Он же псих!»
В лицо насмешки получая Советы посетить врача, Псих чащё пил что крепче чая, «In vino veritas!» ворча…
А из толпы – всё крики: «Дурик! Не путай ложью здравых строй, Нашёл бы лучше бабу, Шурик, Не даром - ты всё холостой!»
Всё бросил Шурка и уехал К фашистам бывшим за кордон, Но не обрёл и там успеха, В Канаде гадит русским он.
Всё злится, лысина потеет, Ему теперь не до утех, Во сне либидо лишь имеет, А дам боится больше всех.
Как прежде ненавидит «Рашку», За крик толпы и партбилет, Свою снесённую какашку С сортира тащит в Интернет, И не имея женской ласки, «Воюет» с русскими за Крым, Кликух меняет злобно маски, Чтоб выйти из воды сухим.
Ночами дурня жаба гложет, В надежде на "бесплатный сыр" Стихи писать уже не может, Одни лишь маты шлёт в эфир.
|