а солнце — сквозь смородиновый лес по тёмно-красным, розовым и белым упругим бусинам прихваченным губами, упрямым косточкам прикушенным легко... (а там по краю: ива наизнанку за пыльной тучей вскинута вдогонку и от беззвучных судорожных молний — которые одни и гонят ветер вперёд товарняков и вертолётов — уже знобит, метёт озон безумья... и бьётся телефон — живой пескарик, и оборвав натянутую леску без плеска — в тишину, во тьму как в омут, в расколотое зеркало как в сушь... о нём, о немоте... в огне, во гневе...) ...утренним родинкам примятых летних ягод. нет, мы другая половина неба, где край листа двуручною пилою, зелёным леденцом и двуязычным блужданьем на просвет, на шёпот: слышишь, садовник знает для чего привито, а веткам незачем, им только дрогнуть и прижиматься мокрым срезом к срезу, и прирастать вживую, обнимая... плести смородиновый лес... прилипших мошек, мышей летучих с тонкими резцами, грызущих нежный сахар полнолунья и распускающих одежду у влюблённых до нитки, до последнего, до «кто ты?»
|