С холмов Катунских колокольный звон…

Залив вползает в берег снежной аркой,
Переходя из плоскости в откос.
Здесь летом от ребячьих визгов жарко,
Качает лодки полусонный плёс…
И небо, опрокинутое в воду,
Даёт безумно бирюзовый тон,
И слышится в хорошую погоду
С холмов Катунских колокольный звон.

А был ли ты зимой у нас на Волге,
Когда лыжня бежит, петляя, вдаль,
И баржи, вмёрзнув в толщу льда по холку,
Скрывая откровенную печаль,
Глядят, как я скольжу по чистой глади
За солнечным сплетением в закат?
Как картами на белизне тетради
Расходятся следы, и снежный плат
Играет переливами муслина,
Всё больше погружаясь в полумрак.
И, словно в довершение картины,
Немного припозднившийся рыбак,
Зажав под мышкой бур, спешит навстречу,
Пора и мне заканчивать пробег.
Вдоль пирса фонарей слепые свечи
Укутывает пухом лёгкий снег…
И что-то очень тёплое, родное
В берёзовых прозрачных островках,
В ещё нерастревоженном покое…
Февраль, недолго спать тебе, река.
--
Бессонное

Ветер стихал, ускорялся по-новой.
Сыпал пригоршнями белую манку,
И пробирал до костей, до основы.
Словно не вьюга, сама лихоманка
Вдруг ополчалась с неистовой силой,
Редких прохожих цепляя в объятье,
В то непроглядье февральской могилы
Саванов белых, похожих на платье.
Сердце в тиски зажимала тревога,
Ночи бессонье казалось так длинно.
Что я могу? Нет мобильных у Бога!
Твой же - всю ночь в недоступности линий…
Что я могу? Только длить ожиданье,
В окна глядеть, согреваться у печи.
Нет у бессонных минут состраданья.
Кажется – время сама бесконечность.

Как ты, желанный, в погоду такую
Злой пустельге*, завитухе навстречу?
Если бы знал, как безумно волнуюсь,
Небо молю, чтоб затеплило свечи,
Чтобы утихли шальные метели,
Мглу довершая великим покоем.
Чтобы мой путник в домашней постели
Встретил «туманное утро седое».

«утро туманное, утро седое» Тургенев
*пустельга - метель
--

И проклинать февраль…

Мы поменяем явки и пароли,
Уйдём в молчанки длительный запой.
Вживаясь в пьес придуманные роли,
Я перестану, наконец, тобой
Болеть так затяжно, и так нелепо.
Протру очки от бесприютных грёз.
Писать отстану странные сонеты,
И что-то вообще писать всерьёз.
Я стану нелюдимой странной букой,
И с Музой разорву ночную связь.
Мне не придётся от любого стука,
Всё время потерять тебя боясь,
Едва уснув, наивно просыпаться.
И думать, думать, в кучу сбив постель.
И плакать о несбыточном, авансом,
И проклинать февраль, снега, метель…

Всё это будет… будет, а пока,
Я жду звонка.
--
Александр Македонский

Красив, словно дева, бел, нежен с лица.
В одиннадцать лет укротил жеребца.
В пятнадцать стал регентом вместо царя,
Учась управлять, воевать, и не зря.
Взошёл на законный престол в двадцать лет.
В войне одержал массу славных побед…
Не знал поражений монарх - полубог,
Но так получалось – знамение, рок?
При Гранике шлем был разрублен мечом,
Под Иссой – бедро, а под Газой – плечо.
Копьём в Мараканде раздроблена кость.
У Маллов стрела через панцирь (как гвоздь)
Пробила броню и застряла в груди.
В Гиркании камень в главу угодил.

Всего в тридцать два смерть костлявой рукой
Царя проводила на вечный покой.
Чума, лихорадка, отрава? Как знать…
На замысел Божий напрасно пенять.