Что расскажешь, то уже не жизнь. Только-только полыхала память: охра тополей, кизила камедь, точно алатырь за баней камень... А теперь не то, как ни скажи.
Тут не в памяти загвоздка. Даже не совру, что слово – это ложь. Просто весь рисунок с крыльев смажешь. Всю пыльцу волшебную стряхнёшь.
Может навсегда щемящим сном мир кругом, дыханье, воздух этот, ты и я в изломах тьмы и света, встречи, дни, житейские приметы... Может слово вовсе не о том?
Помню «Расемон» у Куросавы: судят за убийство – весь сюжет. Несколько свидетелей лукавых. Версий много – полной правды нет.
Жизнь, как правда, хочет улизнуть из стиха, из повести, из песни. Проживи и сотню лет и двести, так и так реальность неизвестна. Мы свою напишем как-нибудь.
Намешаем чувств, историй личных, праздника и прочих кренделей. Матрица сработана отлично, если бы не странный свет за ней.
Свет, что озаряет изнутри куст кизила предосенней ранью, капли дождевой воды в стакане, белый камень в городе за баней. Вряд ли этот свет проговорить.
Отчего искатели живого все приходят к боли и к тоске? Бабочка, возникшая из слова, миг один побудет на руке...
|